культурном опыте поколения
я хочу, чтобы ты жила с идеалом в душе, идеалом коммунизма
самого, только про него
тухнуть и гнить начала
Я только русскую классику одолел, кое-что из философии, да Маркса с Лениным. Зато (!!! – Т.З.) я лучше многих понимаю социально-классовую и общечеловеческую природу творчества, их диалектику
А для морга я речь составил. По старым поздравлениям
провожая вас, мы все клянемся последовать неуклонно вашим путем
Традиция великой – русской ли, европейской ли – литературы, о которой (традиции) уже упоминалось выше: роман заканчивается вместе с жизнью. В романе «Крепость» (боюсь, не только «Дон Кихот», но и куда менее известное произведении Сервантеса, трагедия «Нумансия» служит фундаментом-образцом) умирают или отмирают все, на ком и вокруг кого могло строиться действие, а мальчик-подросток Петя несет на себе весь груз, который копили для него в качестве неделимого наследства родственники, знакомые, друзья семьи и коллеги-единомышленники, впрочем, на одной из последних страниц и о нем становится известно – предположительно, что его «здесь больше нет»: то ли задушили пакетами соседи-хулиганы, то ли незнамо кто к отцу за границу вывез – но исчезновение его предполагалось самим ходом его несращения с жизнью в квартире-семье, в школе-социуме, на улицах и в трамваях. И возникает другой, не обозначенный автором параллельный коридор, по которому идет не многократно упоминавшийся и призванный в спутники Дон Кихот, а Сирано де Бержерак. По крайней мере, в том его умении, с помощью которого он «попал в конце посылки».
Дон Кихот
Нумансия
здесь больше нет
Вот почему название романа, «Крепость», воспринимается как строгая замена эффектного всплеска, ставшего названием последней главы: «Последняя возможность свободы».
Крепость
Последняя возможность свободы
Узник, бегущий из своего тела
Узник, бегущий из своего тела
Не следует поддаваться искушению массового сознания и «оценивать» произведения искусства, пусть даже на уровне эмоционального «восхищения» или «возмущения» (это – логически выверенная позиция автора данной статьи как профессионального критика, ибо справедливо принято считать, что «критика» не есть оценивание, а лишь анализ). Но могу именно в плане эмоционального восприятия повести «Смерть пенсионера» [8] сказать, что к ней трудно относиться отстраненно, просто как к литературному тексту; повесть мелодраматична в такой мере, что кого-то должна оттолкнуть, кого-то оглушить, кого-то затянуть в свое пространство, поскольку это пространство в значительной мере совпадает с собственным, читательским. И требует, как это ни покажется банально, хотя сегодня даже среди торопливой молодежи распространено, «медленного чтения».