— Постараюсь сделать всё, что в моих силах, господин Мишлен: проговорил я в ответ с легким поклоном.

Когда мы вместе с Питоном вышли на улицу, то у дверей трактира уже стояла закрытая богатая карета. Судя по вензелям, нанесённых на дверце, она принадлежала царедворцу, стоящему очень высоко в табеле о рангах, как говорили у нас: особа, приближенная к государю. На задке транспортного средства, стояли два настоящих лакея, которых я впервые, здесь увидел. Как только мы подошли, один из них ловко соскочил со своего места. Открыв дверцу кареты, слуга отточенным движением подал Алисе, не знающего тяжёлого труда, ухоженную руку. При этом грациозно выгнув спину, что видно достигается многолетними тренировками он, помогая мне устроиться с комфортом в карете, будто бы на мне было надето дорогое бальное платье, а не наряд мечницы, заявил зычным, хорошо поставленным голосом, что карета графа Ружен, в моем распоряжении.

Это средство передвижения, оказалось самым комфортным из того, чем мне здесь приходилось пользоваться. Просторный салон и широкие двери, предоставляли максимум удобств, для дам в широких бальных платьях. Чур, меня, чур. Как только меня усадили на шикарный, неимоверно мягкий диван внутри, мы тронулись в путь. Впервые от поездки здесь я получал настоящее удовольствие: вот что значит фирменная тачка. Примерно через двадцать минут, мы уже въехали в ворота графского особняка. Расположенное недалеко от королевского дворца, это великолепное строение, у парадной лестницы которого сейчас стояла карета, дополнительно подтверждало высокий статус хозяина этого особняка. Покинув транспортное средство, при помощи второго лакея, они что, всю работу делят поровну, или каждый мечтает подержать меня за ручку, я оказался в окружении графских гвардейцев, которые потребовали от меня, прежде чем я поднимусь по лестнице, сдать им всё оружие. Хорошо они врачей скорой помощи встречают. Но делать нечего, сдал шпагу, как и просили.

Только после этого ко мне рискнул подойти местный, обладающий большим пузом и завышенным самомнением управляющий. С трудом неохотно чуть поклонившись он, будто бы делая мне великое одолжение, предложил следовать за ним. Пройдя через анфиладу комнат, уставленных великолепной резной мебелью, видно не уступающей дворцовой, мы на конец вошли в полутёмную спальню, с занавешенными окнами. У стены стояла большая кровать с тяжёлым тёмным балдахином. Возле неё расположился изящный чёрный деревянный столик, уставленный разнообразными чашками и флаконами, а рядом на стуле сидела молодая горничная с заплаканным лицом. Увидев входящего со мой управляющего, она встала, молча поклонилась ему и печально покачала головой. Я, не слово не говоря, подошёл к кровати, и сел на освободившейся стул. Передо мной, закрытая по пояс одеялом, лежала черноволосая измождённая девушка, лет пятнадцати, с закрытыми глазами и горящими пунцовыми щеками. Периодически раздавался кашель, который не давал облегчение тяжелому дыханию. Мне фактически было уже почти всё ясно, но я мысленно спросил, взяв её за прозрачную, от болезни, руку: