Кино оказывается не просто замечательным, но и очень веселым. Местами я хватаюсь за живот, а местами вздрагиваю от переживаний о судьбе героев. Пожалуй, это первый вестерн в моей жизни, который оказался настолько хорош. А ведь раньше я обходила этот жанр стороной.

После просмотра мы идем пить чай с булочками. Обсуждаем героев картины, забавные ситуации, да и просто болтаем. Так легко и непринужденно все происходит, будто сто лет живем вместе в одной квартире, будто это обычный вечер будничного дня. Я даже смущаться перестала. Просто ловлю момент, просто наслаждаюсь каждой минутой.

Спать идем в разные комнаты. Это был уговор, на который подписался Матвеев. Я стелю ему в гостиной, а сама ухожу в спальню. Теперь у меня комната большая, и диван новенький размером с кровать. Залазаю под одеяло и думаю о том, что места здесь на двоих однозначно хватило бы. Смущаюсь от дикости собственных желаний. Но понимаю, однажды, однозначно произойдет то, о чем я пытаюсь не думать. Как бы страшно ни было, все когда-то бывает в первый раз. Выключаю ночник и поворачиваюсь на бок. Смотрю в окно, из которого попадают тусклые капли света и мою темную комнату. Рядом с нами нет деревьев, чтобы тени от ветвей пугали и сыграли с воображением злую шутку. Нет дорог, чтобы шум от проезжающих авто мешал спать. Даже голоса с улицы не доносятся попросту потому, что сейчас зима и народ прячется в квартирах. Идеальное место для сна, но мне почему-то не спится.

— Тась, — разрывает тишину голос Матвеева. Я поворачиваю голову, и хочу, уже было включить светильник, но почему-то останавливаюсь. В темноте очертания лица парня, усевшегося на край раскладного дивана, кажутся более мягкими. Не вижу, но слышу, как он откидывает одеяло и подвигается ко мне. И мы снова оказывается близко, настолько, что его запах окутывает, затягивает меня.

— Боишься спать один? — Шутливо интересуюсь, когда понимаю, что Даниил положил голову на подушку рядом. Чувствую на себе его взгляд и поворачиваюсь всем телом, совсем забыв о внутренних стоп-сигналах.

— Знаешь, — тон голоса совсем не такой, какой был днем и вечером. Сейчас он звучит серьезно, но в то же время с нотками грусти. — Я виноват перед тобой. За все, что произошло в эти дни: за Свету, за Лену, я… если бы я не появился в твой жизни, ничего бы этого не было. — Молчу. Боюсь сказать что-то. Боюсь нарушить его минуту исповеди, ведь он не просто так пришел, не просто так решился на этот разговор.

— И хотя мне было неприятно, что Леваков тебя обнимал, но я благодарен ему, что он оказался в нужную минуту рядом. Потому что иначе точно не простил бы себе, Тась, — шепчет Даниил, пытаясь рассмотреть в глубокой темноте мои глаза. Нас разделяет пару сантиментов и края подушки. Я слышу его дыхание, даже чувствую на себе. Наша близость опылят жаром, смущает и в то же время манит.