— Я. Вам. Ничего. Не обещал.
Рид не знает, что происходит у него в башке: тот даже с пушкой у подбородка так старательно держит лицо, будто не может позволить себе его потерять. Слишком гордый?
Слишком гордый, да. Еще неделю назад Риду это тоже нравилось. Сейчас это начинает бесить. Если пистолет у виска не может согнать с тебя эту напускную мину, то что, блять, сможет?
— Мы бы все равно потом сцепились за оттиски, — Кирихара сквозь страх выговаривает каждое слово. — Мы бы все равно потом друг друга поубивали. Не понимаю… ваших претензий.
— Милый, ты сам себе придумал мои претензии, — раздраженно насмехается Рид. — Об этом можешь не переживать. Ты всего лишь кинул меня подыхать, все мы грешны.
— Вы хотите моих извинений? — Кирихара затыкается, когда пистолет до боли вжимается в его скулу. Но потом через силу продолжает: — Они вам ничего не дадут.
— Как и моя смерть. — Кирихара пытается добавить в голос уверенности, но Рид его насквозь видит. — Давайте разойдемся. И я не скажу своим, что видел оттиски у вас.
Так, стоп, а это уже совсем не по плану.
— Покупаешь себе жизнь, наебывая своих же? — патетично ужасается Рид. — М-да уж. А ты с гнильцой. Прям противненько.
На этих словах Кирихара наконец смотрит ему в глаза. Очки у него съезжают набекрень, подбородок в крови, а на самом дне зрачков плещется океан противоречий. Рид это чувствует — в Кирихаре борются смешанные эмоции, но когда он открывает рот, то упрямо говорит:
— Я не собираюсь умирать из-за работы.
Ну-ну, думает Рид. Ну-ну.
Почему-то этот финт ушами действительно,
— Мне неважно, чего вы от меня ожидали, — звучит это с вызовом. И правда, ядовито думает Рид: мои ожидания, мои проблемы. — Я делаю… то, ради чего я здесь.
Стоит ему нажать на курок, и мозги Кирихары вылетят из головы, как праздничное конфетти.
Чтобы не сорваться и не натворить дел, Рид от греха подальше поднимается на ноги.
— Ну так ведь ты здесь ради этого. — Он с силой пинает саквояж. — Но шкура-то дороже, да?