Светлый фон

– А так это ты выпила уже два кувшина? – смеясь, спросила Фатима, хотя ей было совсем не до смеха.

– В смысле, я? – настороженно ответила Евгения, а потом тут же спросила, – а ты откуда знаешь?

– Да пока я шла к этому кувшину, – с лукавой улыбкой сказала Фатима, – так тут прямо целый форум, посвященный твоему похмелью, устроили. – Глаза главной горничной неприятно забегали, в них загорелась злость вперемешку со стыдом. А Фатима все подливала масла в огонь, – несколько человек, садовники и другие горничные или кухарки, я не знаю, смеялись и наперебой рассказывали, что ты уже второй кувшин выхлестала, так что им пришлось посылать девушку на кухню, чтобы не умереть от жажды.

– Как весело, – процедила Евгения, медленно закипая, больше всего она ненавидела, когда смеялись над ней, а когда смеялись за спиной, ей было обиднее вдвойне.

Она ведь привыкла считать себя большим человеком, а такие моменты ненавидела, потому что они опускали ее на землю, прежде всего, напоминая ей самой, что она всего лишь толстая 46-летняя баба с пристрастием к выпивке и беспорядочному сексу, не достигшая в жизни и тысячной доли тех высот, о которых когда-то мечтала и трезвонила. И больше всего ее угнетало, что другие видели то же самое, что и она в зеркале – амбициозную неудачницу, любящую пускать пыль в глаза. Именно на это качество и надавила так умело ее новая подруга Карина, правда, пока Евгения, к счастью, ничего не понимала. Зато она прекрасно понимала, что сейчас все работники виллы знают, что она опять перепила, и смеются, смеются, смеются над бедной пустоголовой женщиной, смешной и нелепой со своими привычками ярко не по возрасту одеваться и вести себя так, будто она королева мира, а не начальница уборщиц, пусть и в доме политика.

Иногда у нее вдруг открывались глаза, и она начинала видеть себя и свою жизнь в истинном свете, и тогда ей становилось так горько, что горечь эту могли заглушить только огромные дозы спиртного или новый любовник на одну ночь, правда, с возрастом спиртное составляло ей компанию гораздо чаще, нежели мужчины. И вот это произошло опять, над ней снова смеются, потому что она снова поступила нелепо, решила, что никто не заметит, никто ничего не узнает. Но они видели всё, они судачили об этом, нет, даже не просто судачили, они смеялись над ней и ее похмельем, смеялись над ее глупостью и самоуверенностью! Они.

смеялись

– А кто там был? – белея от злости, спросила она у Фатимы, – ты их запомнила?

– Откуда я знаю, – огрызнулась девушка, – я тут не работаю, если ты помнишь, и никого не знаю. А по описанию ничего сказать невозможно, тут все как будто на одно лицо. Может, из-за формы. И вообще, я могла тебе все это и не рассказывать, если бы знала, что ты так окрысишься на меня. Хорошо, в следующий раз промолчу.