На работе подала заявление об уходе, обязавшись, как положено, отработать две недели.

– Вы нашли новую работу? – удивлённо и немного обиженно спросил Костюм.

– Я нашла новое местожительство.

– Уезжаете? Куда?

– В Израиль.

Начальница внезапно сняла очки, и я впервые увидела её глаза: внимательные, уставшие глаза женщины, которая всегда в строю, сильная, ответственная, независимая… и очень утомлённая.

– Уезжаете? – грустно спросила она.

– Да.

– Жаль, – она помедлила минуту. – Хотя теперь что хорошо: всегда можно вернуться. Раньше было совсем по-другому.

– Знаю. В советское время и уезжали не так, и вернуться не рассчитывали.

– Если уезжали, то навсегда, необратимо, – возможно, она говорила о чём-то своём. – Ну, что ж, – очки водрузились на место, глаз опять не видно, – удачи на новом месте, не поминайте лихом, если что – возвращайтесь!

– А вы сохраните для меня место? – улыбнулась я.

– Что-нибудь найдём, придумаем!

Почему бы нет? Ещё одно маленькое успокоение: если что пойдёт не так, и я вернусь, то всегда могу ткнуться сюда за работой.

С Ниной получилось очень неожиданно. Болезненно, печально. И даже театрально, но уж как есть…

Накануне моего последнего дня на работе, мы пошли обедать. До этого я ничего Нине не рассказывала, возможно, немного из суеверия. Теперь всё было очевидно, и в непринуждённой обстановке столовой я сообщила:

– Покидаю родину, между прочим, – Нина замерла и вопросительно уставилась на меня. Я весело напела: – «И недаром люди-одесситы очень популярны на земле. Уважают их антисемиты, любят в Вашингтоне и Кремле…»

– Не поняла, – пролепетала Нина. – Ты уезжаешь совсем? На ПМЖ? В Америку?

– Почти совсем. На ПМЖ. В Израиль.

– Почти?