Нынешний король не слыл любителем жестких мер, но мало ли, на что он пойдет, чтобы пресечь любое острое слово в адрес своих сыновей и себя в столь сложное для Тории время...

Поэтому женщина взяла себя в руки, краска схлынула с её лица, и она ответила установленной фразой.

- Никак нет, Даэррек. Да пребудут Волна и Ветер с Лазурным Престолом.

После чего с показательной неторопливостью взошла на борт своего судна и скрылась в его недрах.

- Дылда, - шепнул ей вслед Эйнаор и даже не схлопотал от Учителя затрещины.

Только когда судно изволило отчалить, наставник окинул близнецов непроницаемым взглядом и сложил руки на груди, спрятав в рукавах мантии.

- Буду ждать вас в Храме. Вам полчаса на то, чтобы добежать до дворца, привести себя в порядок и явиться без опозданий.

Братья оглянулись на ненавистную громадину, до которой путь пролегал через всю огромную площадь, и разом ссутулились. Вот уж воистину, такая пробежка стала очень изящной формой наказания. Учитель позволил себе едва заметно улыбнуться и начал отсчет времени. Братья выдохнули и со всех ног ринулись ко дворцу.

На борту флагмана «Стремительного».

Нынешнее время.

Лаккомо снял с головы полоску мнемовизора, отложил устройство на стол и размял затекшую шею. С недавних пор ему понравилось записывать собственные воспоминания для архива. С одной стороны так нескучно проходили часы перелета в прыжке, с другой – почему-то Лаккомо считал это нужным.

«Вот так начнешь приятные моменты записывать, потом подумаешь, что совсем уже в старика превращаешься. Скоро из ума будешь выходить и записными книжками пользоваться…» - ворчал однажды Эйнаор, долго, яростно и безрезультатно перебирая собственные записи, чтобы скинуть брату пару ценных файлов.

Лаккомо улыбнулся и выключил устройство. Стариком он себя не считал, а воспоминания хоть немного помогали прогнать усталось и почти постоянную тоску неизвестно по чему.

Годы все же брали свое.

Лаккомо был влюблен в космос. В его тишину, покой и безграничную опасность, которая может подстерегать в такой убаюкивающей пустоте. Но ни одна любовь не могла сгладить отвращение к обязательной работе, на которую он почти добровольно подписался.