Так и стоит с тех пор этот несчастный одинокий кирпич на вершине центральной башни, как неприкаянный, а служители лишь сдувают с него пыль, да боятся пошевелить. А вдруг что случится! Суеверные…

Красивая сказка для молодых школьников, и кровавый кошмар более зрелых историков. Про войну в конце объединившую все кланы династия упоминать не любила. Подробности затирались со временем, жесткий Лоатт-Лэ Асанлеяр, в те годы собравший под своим правлением всю Торию, превратился в добрейшего душой милосердного лидера. Печальная ирония. Что всего лишь для смягчения общественного настроения династия сгладила правду. И самый решительный, самый жестокий и беспощадный кровавый правитель, перед мерами которого содрогались остальные кланы, стал…. вот этим. Добрым и справедливым дедушкой, которого почему-то отравили ближайшие подчиненные. За справедливость, наверное.

Именно при Асанлеяре народ начал строительство Солнечного Дворца. Мало где упоминается, что на производстве материалов и заводах по шлифовке шиарданитового камня за автоматикой стояли однорукие пленные воины, еще недавно сражавшиеся против Журавлиной династии. Лоатт-Лэ отказался даровать им «почетную» воинскую смерть от меча победителя. Он не казнил тех, кто отказался ему присягать. Асанлеяр счел такое количество жертв бесполезной тратой рабочей силы. Вместо этого он приказал лишить всех одиозных воинов и их главнокомандующих возможности летать и держать оружие – оставив лишь с одной рукой. Его возненавидели, кто-то молил о достойной смерти, другие пытались покончить с жизнью, считая себя опозоренным и лишенным дальнейшего смысла. Но при Асанлеяре тогда не погиб никто. Смелейший правитель даровал им новый смысл жизни – если они так боролись за величие своего народа, то они построят его – символ Величия всей Тории.

И они начали строить… Воины, сложившие пылающее оружие и заложившие кирпичи в Солнечный Дворец.

Сейчас народ любил желтокаменную громаду Дворца. Это был символ эпохи, знамя мира между кланами, да и просто красота неописуемая. Особенно в лучах солнца на восходе, когда камень переливался, словно настоящее золото. И лишь один человек, не стесняясь, мог заявить, что натерпелся этого строения со всеми его неотъемлемыми обитателями на всю оставшуюся жизнь и больше радости никакой оно у него не вызывает. Лаккомо, вице-король торийский, генерал федеративной эскадры и просто брат, которого мрачно ожидал сейчас Эйнаор Сан-Вэйв в своем кабинете.

Наверное, только привычка отбивать размеренную дробь пальцами по столу в моменты ожидания оставалась у братьев общей. В остальном — манеры, речь, даже внешность у обоих все больше разнились со временем. Особенно резко возросла эта разница после кончины отца.