Он покинул мир, или как сказали жрецы «взлетел со своим ветром к Нефритовой Горе» почти двадцать лет назад. И с тех пор всё изменилось.

Лаккомо окончательно стал замкнутым, нелюдимым и абсолютно холодным человеком. Придворные разлюбили его, расслабились и рискнули отпускать колкие замечания. Немногочисленные двоюродные, троюродные и прочие родственники ехидно интересовались каждый раз, зачем же пожаловал на родину его недосягаемое святейшество...

Эйнаора все больше бесила такая манера окружающих. Но казнить полагалось только за предательство или недоверие. Злословие приходилось пропускать мимо ушей.

Лаккомо об этих комментариях знал, но пока игнорировал. Поводов для визитов у него было мало, а лишний раз светиться на глазах столь «бесценных» придворных только ради уменьшения их язвительности не считал достойным занятием. Иногда отговаривался от них же в коридорах фразами, дескать «оскомину набили» и терпеть их больше не может.

Оскомину… как же. Лаккомо просто не хотел вынуждать брата выносить из Дворца лишние трупы и объясняться перед многочисленными родственниками и кланами о незапланированном уменьшении их популяции. Сам вице-король все равно считал их «бесполезным осадком у подножия престола».

На Торию Лаккомо возвращался теперь только ради брата и ради Учителя. Иногда Эйнаору начинало казаться, что не будь его и Даэррека, то тот бы так и засел безвылазно на своем корабле, не спускаясь ни на одну планету. Колонии числились за ним только формально, а Тория… о своем отношении к планете Лаккомо обычно умалчивал и юлил. Словно любил родной мир, но в глубине души он его чем-то расстраивал.

Но вот что-то внеплановое, внережимное, некалендарное подстегнуло Лаккомо вызвать Эйнаора на связь по закрытому каналу и бросить короткое сообщение в армейской манере: «Буду завтра у тебя в 3 часа дня. Поговорим в кабинете». Всё это время торийский король мучился предположениями и подозрениями, размышляя над тем, какой ветер и что насвистел брату в уши.

Лаккомо обычно был пунктуален до въедливости, а потому ровно в назначенный час Его Величество терпеливо сидел в своем кабинете в центральной части дворца на пятидесятом этаже и ждал. И отбивал пальцами по столу монотонную дробь.

Через пятнадцать минут и ещё тридцать два удара пальцами по полированной деревянной столешнице, дверь в кабинет распахнулась, являя Эйнаору вторую по популярности персону всей Тории после него. С абсолютно недовольным, злым и взъерошенным видом. Словно по вине окружающих ему пришлось преодолел полгалактики «вплавь» в одном скафандре. Или пробежать Лазурный Берег поперёк. Или, ломая свою гордость, отбиваться врукопашную от стаи родственников во главе с тётушкой. При том эти родственники ещё должны были клевать по мозгам и виться кругами, отлетая от ударов и возвращаясь вновь, как в дешевых проигрывателях снов. В общем, фантазия Эйнаора ни на шутку разыгралась в этот миг от столь редкого зрелища, Но первая же шипящая фраза Лаккомо, ножом брошенная с порога, разбила все красочные картинки вдребезги.