Было в монастырском наказании что-то такое, что радовало сердце наместника, словно это вовсе не он распоряжался всеми этими чудесами обличений, а сами Небеса устраивали тут целый спектакль, тогда как наместник был только скромным проводником небесной справедливости, от которой он если и не держал ключи, то, во всяком случае, знал, где они лежат.

Любимым занятием по части наказаний было прилюдное срывание подрясника с провинившегося и облачение его в светские одежды, что, по замыслу изобретателей этого наказания, не только уязвляло внешнюю гордость виновника, но и проникало в самое сердце, надолго отдаляя его как от Православия, так и лично от самого игумена как первого среди всех прочих.

Последнее наказание, которое я видел в монастыре, было наказание послушника и красавца регента Афанасия, который в один прекрасный день отказался вести хор, сославшись на плохое самочувствие, и тем самым подпал под праведный гнев отца игумена, который обставил это наказание так, что мило был смотреть.

Сначала он собрал после обеда в трапезной всех монахов и трудников и потребовал от них немедленной тишины, которую и получил спустя несколько минут.

Потом по его приказу два здоровых монаха схватили Афанасия и поставили его пред светлые очи игумена.

Затем отец игумен рассказал присутствующим притчу, в которой Пастух ищет по горам и долинам непослушную овцу, с тем чтобы затем примерно ее наказать, поскольку одна паршивая овца легко портит все стадо.

Потом игумен сообщил, что работа игумена освящена самим Михаилом Архангелом, а кто этого не понимает, тот быстренько отправится прямиком в Ад.

Потом по его знаку все те же два здоровых монаха сорвали с Афанасия подрясник и с удовольствием потоптали его ногами.

В завершении спектакля объявили волю игумена, по которой Афанасий изгонялся на неопределенный срок в Столбушинский скит. До исправления.

На том, впрочем, и порешили.

Конечно, это было не по правилам, которые настоятельно рекомендовали не проводить эту экзекуцию прилюдно, а только один на один с наказуемым, чтобы не унижать наказуемого сверх меры, а стараться кроме страха привить наказуемому уважение к закону и божественной справедливости.

Вместо этого вторую тысячу лет мы легко повторяем вслед за наместником:

– А ты смиряйся, – говорим мы вслед за ним.

И это звучит так, как если бы он советовал нам застрелиться, и при том немедленно.

2

Много лет назад святой Бернард Клервоский, который ничего не знал про отца Нектария, писал о вечности адских мук, навсегда, навечно открывающих свои объятия грешникам. Не оставил он без внимания и возможный вопрос, касающийся отношения к этому немаловажному факту тех, кому суждено было этих мук избежать.