Это было, конечно, обидно и несправедливо. Но хуже всего было то, что всей уборкой руководил благочинный, отец Павел, который кричал и подавал команды так, словно действительно разбирался с крышами, а особенно с уборочным инвентарем.

– По крыше-то не топай, – кричал он с земли и для убедительности махал руками, – Это же все-таки крыша. Не санки… Давай, не ленись!

– Сам знаю! – огрызался отец Нектарий, скользя по крыше и сбрасывая вниз снег, надеясь попасть в наглого благочинного.

А тот словно с цепи сорвался.

– За крышу, за крышу держись, тогда не упадешь, – торопил он отца Нектария, притоптывая ногой. – А если упадешь, то падать лучше всего на клумбу, потому что она помягче будет.

– Ну, погоди, урод, – бормотал отец Нектарий, бросая злобные взгляды вниз, где суетился благочинный. – Уж я спущусь, не помилую. Вот тогда и посмотрим, кто на какую клумбу упадет!

– Ногу ставь, ногу! – кричал между тем благочинный, бегая туда и обратно и не переставая махать руками.

– Чтобы ты провалился, недоумок, – шипел между тем отец игумен, сбрасывая снег. – У-у, поганец! Чтобы тебя черти забрали. Чтобы тебе никогда обеда не видать. Чтобы ты в дверь не смог войти. Чтобы тебя владыка палкой угостил!

И пока он бормотал, обливаясь потом, все круче становился конек на крыше административного корпуса, все выше он забирался вместе с игуменом прямо в небо, прямо к звездам, висевшим над головой, кружа вокруг полной луны, которая, похоже, смеялась и над отцом игуменом, и над отцом благочинным, и даже над самим патриархом, сидящим сейчас в своем уютном домике в Швейцарии и не знающим, что же ему делать со всеми этими отцами Нектариями и отцами Павлами.

А между тем отец Нектарий уже не видел ничего, кроме подступившей со всех сторон Бездны, в глубине которой клубились черные облака и время от времени сверкали яркие молнии, которые как будто что-то хотели ему сказать, но почему-то все медлили, как будто давая ему время собраться и подумать.

Так он и сидел на ржавом коньке крыши, вцепившись в поперечный лист жести, когда внезапно легкий ветерок коснулся его лица и какая-то тихая музыка пронеслась над его головой, да так, что все вокруг как-то сразу переменилось, посветлело и уже не пугало, как это было мгновение назад.

Но еще любопытней было то, что творилось в душе отца Нектария, так, будто какой-то неведомый мастер быстро поменял в его душе все скучное, вздорное и ненужное и вместо этого поставил что-то замечательное и прекрасное, на что сам хозяин этой самой души любовался, глядя на нее и не веря, что она принадлежит только ему.