– Что-то я не помню, чтобы меня кто-то искал, – отвечал Фалафель, качаясь и пытаясь за что-нибудь уцепиться, чтобы обрести равновесие. – Зачем это я ему нужен, интересно?

– А это ты у него спроси, – сказал монах. – Он как раз что-то про тебя говорил.

– Странно, – сказал Фалафель, перекрестившись и входя в храм.

– Странно, странно, – бормотал он, протискиваясь сквозь толпу и полагая, что должен немедленно предстать перед игуменом, чтобы и он, и прочие монахи убедились, что с отцом Фалафелем, слава Богу, все в порядке, так что не стоит об этом даже и говорить.

Отец Нектарий был первым, кто увидел клетчатую рубашку и картуз отца Фалафеля. Сам он сегодня не служил, сославшись на живот, но за службой следил строго, а иногда даже кричал на особо нерадивых и ленивых.

– А вот и наша игла в копне соломы, – негромко сказал игумен, любящий иногда говорить метафорически. – Ну-ка, ну-ка, иди-ка сюда, милый… Расскажи, где был, что видел…

В ответ отец Фалафель застенчиво улыбнулся и чуть не сел на какую-то стоящую на коленях богомолку.

– Так ведь что, – сказал он, не переставая улыбаться. – Дело, как говорится, наживное.

Он шмыгнул носом и снова чуть не сел на молящуюся женщину.

– Шапку-то сними, – сказал отец Нектарий, поражая присутствующих своим спокойствием. – Не в библиотеке чай. В храме Божием.

– Виноват, – сказал отец Фалафель, покачиваясь и снимая свой картуз.

– Ну-ка, ну-ка, – сказал наместник, взяв Фалафеля за плечо и наклоняя его голову к себе. – Это что еще у нас тут за Третьяковская галерея?.. А ну-ка не дергайся.

Там, через всю Фалафелеву блестящую лысину, шла выведенная аккуратным черным фломастером надпись:

«Кто писал – не знаю, а я, дурак, читаю».

И еще совершенно неприличный рисунок, изображавший русалку и моряка в известной позе.

Стоящий рядом отец благочинный хмыкнул и засмеялся.

Хор вновь запел, и пение это заставило Фалафеля прослезиться.

– Виноват, – сказал отец Фалафель, загребая руками воздух и пытаясь восстановить утраченное равновесие. – Бес попутал.

– Бес, значит, – вполголоса сказал отец Нектарий. – Русалку – это тоже бес нарисовал?

– Ей-богу, бес, – сказал отец Фалафель, качаясь и чувствуя, что сейчас упадет.