— Он всё врет, неужели ты веришь этому?

— Что-то ты быстро успокоилась, милая моя, — своим театральным голосом изрекла мать.

— Мам, он врет. Да с чего же мне нападать на него?

— А мне с чего, мокрощелка? — взвизгнул отчим, а мать будто с укором посмотрела на нее.

Пол качнулся перед Мариниными глазами, свет люстры причинял физическую боль, а в груди зарождался пожар. Девочка наклонилась, обула сапоги и вышла из квартиры, не слушая матери и отчима. Она шлепала по растаявшим лужам и размазывала по щекам слезы. Сегодня как никогда ей не хватало папочки. Уж он-то бы ее отстоял, он бы просто не позволил такому случиться. Что уж говорить об остальном?!

Она так пешком и пришла к дому крестной, даже поднялась на этаж, рука уже потянулась к звонку, как Марина вспомнила, что Олеся на шестом месяце беременности. Волноваться ей нельзя, не дай Бог у ребенка появится из-за таких переживаний порок сердца. И такая тоска накатила на девочку, что словами не передать! Она опустилась на ступеньки и заплакала еще горше, поскуливая, как обиженный щенок. Холод стылого подъезда пробрался сквозь пальто, сквозь прорехи порванного платья, подобрался к сердцу и душе. Марина лишь плотнее сжалась в комок и прикрыла ставшие тяжелыми веки...

Сколько она так просидела — неизвестно. Только правду говорят, что истинные матери свое дитя чувствуют. Вот и Олеся выглянула на лестничную клетку. В полумраке подъезда она различила лишь какой-то комок серо-бурого цвета, даже решила, что это собака, пока комок не засопел носом. Вот тогда молодую женщину будто хлестнули. Выскочила, подлетела, рванула за плечо. Через минуту она уже стаскивала с ревущей девчонки пальто и сапоги. Та ревела в сорок ручьев и слова связного не могла сказать. И ведь не рассказала всей правды о произошедшем.

Андрей Ильич пришел как всегда поздно. Он спокойно отнесся к тому, что девочка осталась ночевать. Спросил о здоровье, измерил давление. Когда же поздно вечером сидел на кухне и писал диссертацию, к нему бочком вошла Марина и попросила временного жилья. Мужчина, а тогда ему было всего 34 года, запросто ответил, что девочка может жить у них, сколько пожелает. Диссертация давалась с превеликим трудом, молодой доктор даже не поднял головы на вопрос своей пациентки, и лишь когда Марина почти закрыла за собой дверь, он ее остановил и стал выспрашивать. Конечно, ей не хотелось посвящать кого-то в свои проблемы, но и не сказать — как?

Кардиохирург спокойно, не меняясь в лице, выслушал ребенка. У девочки даже мелькнула мысль, что его действительно не коснулись ее неприятности, столь обыкновенным было лицо мужчины, как вдруг из его пальцев брызнули пластмассовые щепки простой шариковой ручки. Он опустил глаза на руки: пара осколков вспорола кожу на ладонях. Андрей Ильич поднялся, открыл кран, и сунул их под струю воды, а руки мелко дрожали. Марина потянула носом за его спиной.