Здоровяк тоже отставил чашку и так же сцепил руки в замок. Чтоб не разозлиться.

Алька что-то говорила и говорила, то будто боялась опоздать, то замолкая на полуслове, а потом опять неслась…

— Ты пойми, Слав! У нас кроме тебя больше никого нет! Мы семья! И Димка, он очень переживает. Он хотел тебе сказать, да что-то…

— Знаю. Он приезжал ко мне. Не оправдывай брата. Я не виню его. И ее тоже.

— Я тебя знаю всю свою жизнь! Если бы не ты… Если бы не ты…, — Алька задрала вверх подбородок, боясь разреветься. Славка расслышал слезы в ее голосе и посмотрел на девушку, — ты второй для меня после брата, понимаешь?

— Я же сказал, что не виню никого! — сжав кулаки, подавляя в себе ярость, проговорил он, печатая слова. — Я сам во всё виноват! Вы-то тут причем?

— Я не понимаю! Не понимаю! Я знаю тебя всю жизнь, и я точно знаю, ты хороший человек!

Услышав это, Славка глухо засмеялся и отвернулся.

Алька посмотрела на него. Он не был так красив, как ее брат. Обычное русское лицо. Высокий лоб; между бровями, если хмурился, появлялась морщинка. Нос с горбинкой. Глаза серо-зеленые, меняющие цвет в зависимости от освещения. Волосы коротко стриженные. И улыбка, открытая, добрая. Вот только за сегодняшний день Славка ни разу не улыбнулся. Даже сейчас, когда он смеялся, глаза дико смотрели куда-то в сторону. На душе становилось тоскливо.

Славка посмотрел на малышку и вздохнул. Он не мог ей сказать правду. И не сказать не мог. Соврать? Вадька не выдаст. Но как солгать, глядя в эти чистые васильковые глаза? Хоть душу вон!

— У Ингеборги… У Инны была причина, — выдавил он, — веская, серьезная причина.

Алька молчала, не сводя с него глаз.

И тогда он понял, что скажет.

И тогда Алька встанет и уйдет.

И больше никогда в его жизни не будет ее звонкого смеха. Не будет этих васильковых глаз. Не будет маленькой ладошки в его руке. НИКОГДА!

Он смотрел на нее и боялся говорить, чувствуя, как идут секунды, как стучит собственное сердце, как пот катится по спине.

— Я… я…, — проговорил ресторатор, а во рту было сухо и язык, словно наждак, — я… Я пристал к ней. Не просто пристал. Я едва… едва не надругался над ней на нашей помолвке…

Выговорив последние слова скороговоркой, не в силах больше терпеть пронзительный Алькин взгляд, он опустил голову и прикрыл лицо руками.

Потекли длинные, тягучие, как горячая смола, секунды… Скрипнул диван, будто с него кто-то встал. А потом стукнула дверь, щелкнул замок. И всё. Мертвая тишина.

Славка слышал шелест мокрых шин по асфальту, доносящийся с улицы, слышал топот прохожих. Вот раздался смех. У кого-то заиграл мобильник. Дождь стучит по подоконнику. Там так много разных звуков…