— Ну да, ну да… Так что ты там сказал, какие женщины? И сколько этих женщин, Дон Жуан Фролов, у вас было?

— Тише, тише. Ребенка разбудим.

— Ой, да ладно! Он просто еще один урок прослушает-просмотрит, — сказала Елена Николаевна, развернувшись к мужу.

А тот вдруг обнял ее крепко, поцеловал, заглянул в глаза-льдинки и шепнул в губы:

— Одна. Одна единственная. Слышишь? Одна.

Жена смотрела с легкой улыбкой и молчала.

— И у Тимки будет одна. Вот увидишь.

Елена Николаевна лишь улыбнулась.

Тимка проснулся от звука будильника, подскочил и тут же скрючился от боли: под лопаткой так дернуло, что даже в глазах потемнело. Встал, подошел к зеркалу и, увидев отражение, скривился.

— Ни хрена себе, — вырвалось неосознанно.

С левой стороны огромным пятном разлился синяк. Вчера, когда родители раздевали парня прям на кухне, синяка еще не было. Да и когда натирали ледяной водкой, Тимка не почувствовал боли, видать, из-за эндорфина, кипящего в крови: ведь мама была рядом, стягивала с него футболку, что-то говорила и иной раз даже улыбалась. И Тимка реально был счастлив. А вот сегодня… Дверь в комнату приоткрылась, и парень развернулся спиной к окну.

— Проснулся? — тихо спросила мама, вытирая полотенцем мокрые волосы.

— Угу.

— Ты как? — сказали они хором и уставились на друг друга, улыбнулись.

— Сынок, у меня всё хорошо. Видишь?

— Вижу. И… если у тебя всё ок, то и у меня. Честное слово. А ты-то чего в такую рань? Сейчас только половина шестого.

— Ну… к последним урокам-то я должна подготовиться. Да и ребята из «девятых» сегодня на консультацию придут, скоро экзамен, так что… А ты? Всё-таки пойдешь к Нику?

— Традиция! — улыбнулся от уха до уха ребенок.

Мать улыбнулась в ответ, прикрыла дверь, а Тим стал собираться. Вчера праздновать не хотелось, но сегодня нужно было следовать традиции, и, представляя себе физиономию друга, когда тот увидит сюрприз, Тимка посмеивался.