— Ну, понимаете… Мы с Лерой немного повздорили… Дома она может нас увидеть, а я не хотел бы… Мы с отцом в Питере, сейчас будем проезжать мимо вашего офиса, может выйдете на секунду?

— Конечно, Тимофей! Как у вас лицо? Лерка либо молчит, либо рычит… Вообще не понимаю ребенка. Вчера буркнула, что у вас уже всё зажило…

— Зажило, как на собаке. Не переживайте. Ну тогда я вас жду, можете спускаться, мы паркуемся.

— Бегу.

Тимка затылком чувствовал дыхание Николая. Тот даже не дышал, пока Тим говорил с Ксенией Николаевной, прислушивался. Наконец, машина остановилась, и отец с сыном дружно повернулись к пассажиру, который заметно волновался. Он из руки в руку перекладывал букет нежных розовых роз, похожих на рассветную дымку.

— А если она… Если…, — залепетал мужчина.

— Нет никакого «если», — перебил ребенок. — Есть вы и она. Кстати, вон она, я ее вижу.

Мужчина на мгновение прильнул к окну, а потом открыл дверь.

В нескольких метрах от главного входа в бизнес-центр стояла красивая девушка в длинной юбке-плиссе серебристого оттенка и черном топе на тонких бретельках. Из-за шпильки она казалась выше и еще стройнее, изящней. Длинные волосы собраны у висков и сколоты сзади, оставив распущенные локоны свободно завиваться. В руках она сжимала телефон и оглядывалась по сторонам. И не сразу увидела мужчину, идущего к ней с цветами. А он шел, и сердце больно билось о ребра. Он шел и не сводил с нее темных, как гречишный мед, глаз. И вдруг она увидела его, замерла. Застыла, только руку поднесла к глазам наподобие козырька, так как стояла против солнца, и то беспощадно палило в глаза, ослепляя и рождая миражи. Такие реальные миражи. Будто… будто…

Сердце в груди толкнуло ее навстречу этому миражу. Она сделала пару шагов и вновь замерла, боясь и не веря. А он шел, он продолжал идти, словно между ними была ни наземная парковка, а вся Дворцовая площадь!

— Ксюша! — вдруг крикнул он.

И у нее от этого голоса на глаза выступили слезы, но она их смахнула, боясь, что так мираж исчезнет, растворится в городском смоге бензиновых выхлопов и табачного дыма. Еще бы мгновение… хоть чуть-чуть! И он, будто услышал, вдруг сорвался к ней. Подлетел, едва не сбив с ног, сжал в объятиях. Дурацкие шпильки… Ксения едва устояла, хотя сейчас не чувствовала под ногами землю, словно парила.

— Ксюша… моя Ксюша… — повторял его голос. Это был его голос, который сейчас очаровывал еще больше, чем пятнадцать лет назад, который опьянял и дурманил.

Николай оторвал ее от себя, заглянул в испуганно-удивленные глаза, а она, вцепившись в широкие запястья, смотрела на него сквозь радугу слез, потому что в этот момент кончилось всё: силы, воля, терпение… И он, он вновь был рядом.