Это он должен был меня бросить.

Я раскрыла рот, чтобы забрать свои слова, но из него вырвался только изумленный вскрик, потому что Ганс изо всех сил обхватил меня руками за талию и зарылся в меня лицом.

Не отпуская моего туловища, он немного повернул голову набок, только чтобы проговорить:

– Не уходи, детка. Пожалуйста. Ты не можешь. Я понимаю, что ты видишь всех этих фанаток и групи, но я-то их не вижу. Клянусь. Я просто вижу людей, которые не ты, и тебя. Вот и все. Все остальные – просто ходячие, говорящие куски плоти, от которых надо избавиться, чтобы прийти к тебе.

Усилив хватку, он заговорил громче и возбужденнее.

– А хочешь знать, почему я теперь больше не смотрю на тебя, когда на сцене? Потому что я не могу, Би. Я не могу даже смотреть в зал, потому что там всегда найдется какой-то урод, который хочет купить тебе выпивку в баре, или увести в уголок, или прижаться к тебе своим хреном, когда ты в первом ряду. И ты считаешь, это ты тут ревнивая?

Подняв голову, Ганс вперил в меня безумный, сердитый взгляд, которого я у него раньше не видела.

– Да всякий раз, когда я торчу там, наверху, я каждые пять минут вижу какую-то херню, и мне так и хочется прыгнуть в толпу и засунуть зубы этого придурка ему в глотку, – его голос все мрачнел, Ганс крутил в руке подол моего хлопкового платья. – Это так сбивает с ритма, что я вообще не могу туда смотреть. Меня хватает, только чтобы сжать зубы и стараться не отвлекаться от музыки. Я так хочу защитить тебя, а вместо этого не могу ни хрена сделать там, наверху.

Когда до меня дошли слова Ганса, я чуть не утонула в слезах, потекшей туши и облегчении. Я обхватила его лицо обеими руками и подтянула вверх, к своим мокрым соленым губам. Я покрыла его поцелуями, в то же время осознавая, что проблема не в Гансе. Он-то был еще лучше, чем я боялась. А вся проблема в том, что я просто его не стоила.

Ганс целовал меня в ответ так, словно я была последним колодцем в Сахаре, и я решила, что с ревностью и неуверенностью в себе надо завязывать. Ганс очевидно любил меня, если был готов стоять на коленях на выбитых зубах, пустых шприцах и битом стекле только ради того, чтоб я от него не ушла. Пришло время принять его любовь и преодолеть свои заморочки.

Прервав поцелуй, Ганс прижался лбом к моему лбу. Обхватив мое лицо своими огромными грубыми руками, он сказал:

– Я хочу, чтобы ты переехала жить ко мне.

– Что?

Ганс слегка отстранился, ровно настолько, чтобы взглянуть в мои застывшие, моргающие глаза.

– Ты говоришь, что больше так не можешь. Что ты слишком ревнуешь. Отлично, я тоже. Я хочу, чтобы ты была только моя, – кадык на его шее ходил вверх и вниз. – С тех пор, как ты вернулась домой, я уже чуть ума не лишился, на фиг. Я хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой. Я не могу больше ждать. Возвращайся.