— Потому что мне очень идет черный.

Я поднимаю бровь.

— Хорошо. Я не хочу, чтобы ты разочаровалась во мне. Полагаю, чем хуже я нарисую картину, тем меньше ты будешь разочарована, когда узнаешь нечто уродливое.

— Не думаю, что ты когда-нибудь сможешь разочаровать меня, — говорю я, даже когда в моей голове мелькает умоляющая женщина-фэйри.

Он отводит взгляд.

— Когда… впервые принимаешь мантию одного из членов Высшего Двора, как правило, обнаруживаешь, что с самого начала твои силы немного нестабильны. Они грубые и необузданные. У меня никогда раньше не было настоящей силы, и рядом не было никого, кто мог бы научить меня ею пользоваться. Я уничтожил первых воров, с которыми столкнулся, разрисовал стены их останками в назидание другим.

У меня сводит живот.

— Не так уж мило, верно? — он продолжает, заметив что-то на моем лице. — Это не единичный случай, тем более, что… изначально здесь были и другие фэйри. Со двора ночи. Одна из них пыталась убить меня, и ее я тоже уничтожил, хотя она молила меня о пощаде. Эметрия видела. После смерти моего отца между нами были напряженные отношения, но тогда она смотрела на меня как на монстра. Я позволил ей думать, что мне это понравилось.

— Но… почему?

— Потому, что проще не заботиться о людях, и для меня безопаснее, если все будут думать, что у меня нет ни морали, ни слабостей, ни возможности поддаться влиянию… — он слегка касается моей щеки, а затем пытается отстраниться.