И вдруг оба оробели, а приказный куда-то исчез. Граф чувствовал, как волосы встают у него дыбом на голове и дыхание замирает в груди.
Перед круглым столом в большом, обитом бархатом кресле сидел покойный староста, его отец, прямой и неподвижный, точно каменная статуя.
Судебный исполнитель, дрожа как осиновый лист, хотел прочитать приговор о введении в наследство; староста грозно пошевелил усами и поднял руку; судебный исполнитель умолк, а староста глухим замогильным голосом торжественно произнес:
- Протестую! Не позволю!
И слова эти пугающим эхом отозвались во всех комнатах, так что дом задрожал до самых основ.
Граф хотел убежать, но ноги его словно приросли к земле.
- И я протестую, и я не позволю! - раздался в эту минуту новый страшный голос, и за креслом отца возник молодой староста Миколай Жвирский.
Сурово и грозно было его лицо, глаза метали молнии.
- Я здесь хозяин! - вскричал он голосом еще более страшным, чем в первый раз.
- Брат мой! - простонал граф, стуча от страха зубами.
Миколай Жвирский разразился неистовым смехом.
У графа кровь застыла в жилах.
Молодой староста смеялся, не умолкая, и, вторя ему, словно в аду, тысячами глоток смеялось эхо.
- Брат! - еще раз пролепетал граф и упал на колени.
Миколай Жвирский уже не смеялся, он застонал, да так дико и пронзительно, что граф упал на пол ничком, уверенный, что дом сейчас рухнет.
- «Брат, брат!» - говоришь,- вскричал Миколай страшным голосом.- А Ксенька!..
Тут граф вздрогнул всем телом и, обливаясь холодным потом, очнулся от сна.
Он сел на постели и протер глаза, все еще дрожа как осиновый лист. Потом позвонил лакею, и прошло немало времени, прежде чем он успокоился. Снова лечь и уснуть он не мог, да и едва ли хотел, потому и оделся раньше обычного. Этот удивительный сон, так тесно связанный с планами Жахлевича, произвел на него сильное впечатление.
Задумавшись, грустный ходил он по комнате и лишь время от времени цедил сквозь зубы какие-то непонятные слова.
- Да к чему мне все это,- буркнул он наконец.- Возмещу Жахлевичу расходы на поездку и отправлю его на все четыре стороны! Этот сон… - добавил он тише и вздрогнул.