– Если передумаешь, намекни, у меня созрел план, – тихо добавил Евлампий.

– Уверен, что получится? – спросил я.

– Нет, – сконфуженно проговорил голем, – но других вариантов нет.

Мы вышли на палубу. Утро выдалось мрачным. Небо затянули низкие мокрые облака, сыплющие зябкой моросью.

Передёрнув плечами, я плотнее запахнул рубаху.

Архивариус ждал у трапа, подпрыгивая от нетерпения.

– Пойдём на утренние гонки? – с надеждой воскликнул он. – Ах, извините. Доброй погоды и приятного дня.

– Тебе того же, – усмехнулся хранитель вкуса.

– Прошу прощения, переволновался. Быстрее хочу на гонки.

– Быстрее, выше, сильнее, – развеселился Оливье. – Невтерпёж?

– Как говорили чемпионы виктатлона: «Не дрейфят только заклинатики!».

– Так и есть, – согласился хранитель вкуса. – Люсьен вон тоже всю ночь не спал! Волновался! – усмехнулся он.

Я снова кивнул, не поднимая глаз. Боялся не сдержаться. Хотелось броситься на него, вцепиться и разорвать на части. Если бы я мог! У него сабля и убийственное волшебное слово, а у меня тощее тело в ошейнике и бестолковый голем. Я вздохнул.

– Чупакабра на душе скребёт, – закивал архивариус.

– Поспешим! – скомандовал хранитель вкуса. – Раньше придём, толкучку обойдём.

Как только Оливье шагнул на трап, Евлампий засопел:

– Столкни его в воду – начинается отлив, он не выберется.

– Совсем сдурел, – прошипел я. – Пока утонет, тысячу раз скажет Слово.

Я испуганно оглянулся. Притопывающий от возбуждения архивариус даже ухом не повёл, глаза горели, как у зачарованного. Голем пожал плечами и, задумчиво пробурчал:

– И впрямь скажет.