— Они… — Никас осекся. — Хорошо, давай не будем тратить время на бесполезные споры.

Максиме воспряла и повеселела.

— А чем тогда займемся?

Никас встал, поднял столик, сбрасывая все, что на нем было на пол, и отшвырнул его в сторону. Потом припал на одно колено и протянул женщине руку.

— Я приглашаю вас на танец, мадемуазель. Вы ведь мадемуазель?

— По-моему, да, — задумалась Максиме, улыбаясь до ушей. — Не вижу следов от кольца на пальце. Как и у вас, милсдарь. Вы свободны?

— В такой компании, возможно, что уже и занят.

Максиме расхохоталась.

— Тогда я согласна.

Она приняла его руку, и они оба выпрямились. Никас осторожно прижал ее к себе. В этот раз пятно на груди немного нервировало его. Казалось, Одиночество алчно присматривается к его сердцу. Но потом он отбросил этот страх, ему отвратительна была мысль, что он может как-то задеть своим отношением Максиме.

Та положила обрубок руки на его плечо.

— Странновато, да? Ты когда-нибудь танцевал с девяноста пятью процентами человека?

Аркас усмехнулся и медленно повел ее, кружа, из терассы на зеленый луг. Музыка усилилась для них двоих, а солнце нырнуло к горизонту, чтобы закат нежно разогрел чувства.

— Ты гораздо больший человек, чем я, — сказал Аркас негромко.

— Что? — Максиме положила подбородок на его плечо.

— Я говорю, что никогда еще не был так близко с кем-то настолько сильным. Воля рассказала нам, как ты смогла укротить Одиночество. Это… Слушай, может быть ты и есть символ того, что мы можем с ним справиться, если не будем поддаваться искушению пожалеть себя.

— Подожди, — Максиме сняла белые босоножки и отбросила их. — Мягкая травка, ух!

Никас нетерпеливо притянул ее к себе.

— А я-то думала, что я символ трусости. Нежелания следовать путем героического самопожертвования.

— Позитив просто не знал иного пути.