Стёпа постоял несколько минут в раздумье и стал взбираться на липу. Лезть было трудно, мешала свитка. Наконец он ухватился за толстый сук, сел на него верхом. Отсюда Стёпа увидел край стола, на нём бутылку и три стакана. Вокруг бутылки стояли тарелки с какой-то снедью и нарезанными большими кусками хлеба. А вот и лысая голова отца Онуфрия. Он с кем-то разговаривает. Вот повернул голову к двери, что-то сказал... В горницу вошла попадья, принесла сковородку с яичницей.

Поп налил три стакана из бутылки. Один взял сам, другой — попадья, за третьим протянулась чья-то рука. Но кто этот третий? Как ни старался Стёпа, как ни изворачивался, сидя на суку, увидеть его не смог: человек сидел в углу.

Стёпа уже хотел было слезть с дерева и стал нащупывать ногами подходящую ветку, но мигом застыл: скрипнула дверь поповского дома.

Вдруг над головой Стёпы что-то зашуршало. Мальчик испугался, а потом вспомнил: коты. Они носились как ошалелые по верхним ветвям липы. И тут же мальчик уловил звук отворяющейся двери.

Из дома вышли отец Онуфрий, а с ним незнакомец. Они молча направились к калитке. Как ни старался Стёпа, но разглядеть незнакомца не мог — слишком было темно.

Поп и незнакомец вышли на улицу и остановились под липой. Стёпа услышал хриплый голос попа:

— Ну, с богом. Смотри не упусти птицу. Зайди к Симону, предупреди.

Стёпа замер, боясь шевельнуться. Они стояли прямо под ним. Прыгни Стёпа с липы — и угодил бы прямо на голову отцу Онуфрию.

Между тем вверху на липе снова завозились коты и отчаянно замяукали. Вдруг один из них свалился на Стёпу и уцепился когтями за свитку. Но Стёпа не растерялся: изо всей силы локтем ударил кота. Тот оторвался и полетел вниз.

— А-а-а! Застрелю-юю! — дико закричал поповский гость.

По голосу Стёпа узнал звонаря.

— Тише ты, дурак! Спрячь цацку![2] — зарокотал басом отец Онуфрий. — Такой переполох наделал! Кота испугался! Тьфу!

— Да он мне, как чёрт, на голову свалился!— воскликнул звонарь.

— Машешь без толку руками! Кота простого разом отшвырнуть не можешь, а ещё на такое дело собрался...

Отец Онуфрий повернулся и пошёл в дом.

Звонарь медленно, оглядываясь по сторонам, двинулся по улице в сторону своей хаты.

Вскоре в поповском доме погас свет.

Темно на селе. Тихо. Стёпка сидел, прислушиваясь. В сарае на поповском дворе захрюкал сонный поросёнок. На другом конце села залаяли собаки. И снова тишина...

Мальчик осторожно спустился на землю. Горели ладони, — наверно, поцарапал об кору. Ощупал: крови нет, только саднили царапины. Он подтянул штаны, поправил отцовский наган за поясом и побежал к своей хате.