Пока в один момент просто не ослабил контроль.

В этот миг его Изнанка ожила и быстро пришла в движение. Материя будто боялась, что Дарен снова попытается заточить ее в тиски своей проснувшейся воли. Мгла проползла по предплечью, обвивая его тонкими змейками, собралась в ладони глянцевым черным озером. А потом протянулась стройной длинной струной, верхняя часть которой выгнулась половинкой острого полумесяца.

В руке Дарена оказалась черная ониксовая коса с него ростом. Она совсем ничего не весила, будто перышко. Но вот обращаться с таким оружием, как и с любым другим, Дарен все равно не умел. И времени учиться уже не осталось.

Никакого разлома-выхода не будет. Дарен понял это, когда из-за крон деревьев показались аттракционы «Жерла». Несмотря на то что Фирбси превратился в ад, а в кабинках аттракционов не было ни души, все они работали. Колесо обозрения со скрипом проворачивало круги с такой скоростью, что люльки качались, как колокола. Цепочная карусель дико вращалась, и ее огни сливались в единую горящую линию. Пустые вагонетки на горках едва не срывались на пиках высоты. Рельсы гремели и дрожали, и Дарен был уверен – скоро они точно рухнут.

Какое-то время Дарен наблюдал, пока не понял – Изнанка этого места сейчас напоминала обрадованного пса, что счастливо виляет хвостом. Значит ли это, что хозяин вернулся домой?

Ви опасен. Но и Дарен больше не беззащитный плакса. Каспер показал, что Дарену есть за что бороться, и это стало его силой.

Перехватив древко своей косы, сотканной будто из самой ночи, он твердым шагом направился в «Жерло».

Ви

Ви

Кончики пальцев скользили вдоль стены, пока Ви шел по узкому темному коридору театра. Здесь пахло сыростью и пылью, а скоро будет пахнуть гарью.

В первый раз Ви не смог спалить «Юстину» дотла. Он умер прежде, чем пламя вышло за пределы зрительного зала. Потом Ви, прикованный к месту своей смерти, боялся все-таки взять спички. Он страшился, что действительно сможет устроить пожар, и это уничтожит здание, которое хоть и было ненавистным, но все же привлекало в логово Ви людей. И пусть они его забывали, пусть он вскоре вообще перестал показываться и следил за гостями из тени, их присутствие давало иллюзию – Ви не одинок. У него была слабая надежда, что однажды в театр придет кто-то, кто запомнит его лицо и имя.

А если бы он все-таки сжег театр, то лишился бы этой надежды навсегда. Призрак, прикованный к пепелищу на краю города, – печальная участь.

Но теперь все иначе.

– Ви, мне страшно.

Как бы он ни злился на Этель за попытку предательства, он все-таки любил ее. Все эти годы он жил во мраке одиночества, но Этель стала его солнцем, которое он поклялся сберечь во что бы то ни стало.