Чувствуя, что наполняюсь утренним светом, я наклонился и поцеловал ее. Поцелуй был короткий, его и поцелуем-то трудно было назвать, но Поппи сглотнула и хрипло прошептала:

— Поцелуй… — Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить.

— Девятьсот третий, — подсказал я.

Поппи кивнула.

— Когда я вернулась к Руне, — добавила она и, поймав мой взгляд, сжала пальцы. — Как и обещала.

— Поппи. — Я опустил голову, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи. Хотелось обнять что есть сил, прижать к себе крепко-крепко, но она выглядела как хрупкая кукла, которую так легко сломать неосторожным движением.

Жестом, знакомым как дыхание, она запустила пальцы в мои волосы. Легкое дыхание волной омыло лицо. Я смотрел на нее и не мог насмотреться, впитывал каждую черточку милого лица, смаковал этот чудесный миг.

Миг, когда она вернулась ко мне.

— Сколько? — спросила Поппи.

Я убрал ей за ухо упавшую на глаза прядку.

— Ты пролежала в коме неделю. Последние несколько дней постепенно приходила в себя.

Поппи на секунду зажмурилась:

— И сколько… осталось?

Я покачал головой и ответил честно — она это заслужила.

— Не знаю.

Поппи почти незаметно кивнула. Теплые лучи пригрели затылок. Я повернулся, выглянул в окно и улыбнулся.

— Ты встала с солнышком, малышка.

Поппи нахмурилась. Я сдвинулся в сторону, и она охнула. Закрыла и снова открыла глаза. Подставила лицо нежным оранжевым лучам.

— Как красиво…

Я прилег рядом с ней, опустил голову на ее подушку. Небо постепенно светлело. Солнце карабкалось вверх по голубому небу, заливая палату светом и теплом.