Сыграло свою роль и то, что я ни разу за все то время, что Поппи находилась в больнице, не оставил ее одну. Где была она, там был и я. Моя верность должно быть убедила их всех, что я люблю Поппи так сильно, как они себе и не представляли.

Айда, подойдя, обхватила меня руками. Миссис Личфилд поцеловала в щеку.

Потом мы все молча ждали, пока врач проводил обследование. Закончив, он повернулся к нам:

— Уровень белых кровяных клеток у Поппи соответствует нашим ожиданиям на этой стадии заболевания. Мы постепенно уменьшим дозу анестетика и приведем ее в чувство. А когда она достаточно окрепнет, сможем отключить от некоторых из этих аппаратов.

Я почувствовал, как побежало сердце, и пальцы сами сжались в кулаки.

— Обращаю ваше внимание вот на что, — продолжал доктор. — Поначалу Поппи будет то приходить в сознание, то терять его. В первом случае у нее может наблюдаться бредовое состояние, расстройства. Причина этого — сохранение в организме остатков лекарств. Но затем периоды бодрствования начнут увеличиваться, и, если все пойдет хорошо, через пару дней мы увидим ее прежней. — Он поднял руку. — Но Поппи будет слаба. Ответить на вопрос, насколько подточила ее борьба с инфекцией, мы сумеем дать только после обследования в обычном состоянии. Все покажет только время. Но вполне возможно, что ее двигательные возможности будут ограниченны. Полное физическое выздоровление маловероятно.

Я закрыл глаза и обратился к Богу с молитвой — сделать так, чтобы с Поппи все было хорошо. А еще я пообещал, что в любом случае помогу ей пройти через все, чего бы это ни потребовало.

Следующие дни тянулись в томительном ожидании. В первую очередь у Поппи зашевелились руки и затрепетали ресницы, а на второй день открылись глаза. Открылись поначалу лишь на несколько секунд, но и этот успех отозвался приливом волнения и надежды.

На третий день в палате появилась целая группа врачей и медсестер. Поппи начали отключать от аппаратов. С замиранием сердца я наблюдал за тем, как из горла убирают дыхательную трубку, как один за другим откатывают отключенные машины. И вот наконец…

Сердцу вдруг стало тесно в груди.

Бледная кожа. Сухие, как будто обветренные, губы. Но для меня, привыкшего за последнее время видеть ее в плену аппаратов, она никогда не выглядела лучше.

Я сидел на стуле у кровати, держал Поппи за руку и терпеливо ждал, глядя в потолок, когда ощутил вдруг слабое пожатие. Воздух застрял в горле. Легкие остановились на вдохе. Взгляд метнулся к лежащей на кровати Поппи. Пальцы ее другой, свободной, руки едва заметно подергивались.