— А почему нет? И пешком хорошо, — всерьез сказал егерь. — Ну, прощевайте, поеду я.
— До свиданья.
С поездкой на лоно все шло, как и было задумано. Когда подошла машина, Иван Сидорович уже был готов. На первый же звук сигнала он подхватил в одну руку удочки, в другую — пузатую сумку с провизией и подался. Уже в дверях оглянулся:
— Ну, мать, я пошел… Пожелай ни пуха ни пера.
Жена досадливо отмахнулась:
— Иди уж…
Иван Сидорович только качнул головой, но отвечать ей не стал. «О, женщина… — подумал он. — За тридцать лет так и не нашла со мной контакта». Однако настроение себе не дал испортить — тут же, как только вышел на крыльцо, прогнал мрачные мысли. Увидев машину, заторопился. Живо открыл переднюю дверцу «газика», заглянул в темное нутро машины и как ни в чем не бывало весело поприветствовал друзей:
— Салют, разбойнички!
— Ну вот! Уже и обозвал! — прогудел в ответ Ванечкин. — А еще считается объективным судьей.
— С годами профессия становится второй натурой, — сказал на той же шутейной волне Пронин. — Он уже в каждом человеке видит только потенциального преступника.
— Философы-теоретики! — обозвал их Иван Сидорович. — Возьмите удочки и положите их аккуратненько там у себя за спиной.
— Очень они тут нужны, — ворчал Ванечкин, принимая удочки. — Выбросить их надо, все равно ведь не ловишь. Даром только катаем их туда-сюда.
— Все для форсу, для видимости, — поддержал Ванечкина Пронин.
— Бунтовать вздумали?… Ладно! Вы еще попляшете передо мной, — грозил притворно Иван Сидорович, пихая сумку с провизией на резиновый коврик перед сиденьем. Потом, кряхтя, забрался сам в машину, повозился еще немного с сумкой, пока нашел ей удобное место у себя в ногах, выдохнул: — Фу! Тесновато, зато надежно. А вы, друзья, попляшете, попляшете!..
— На что это он все время намекает? — спросил Ванечкин у Пронина.
— Наверное, на шашлык, — сказал тот.
— Фи! Так мы ж тот шашлык у него за сто грамм наливочки вместе с кастрюлей выменяем! — и оба — Ванечкин и Пронин — разом расхохотались громко, а Иван Сидорович в ответ только головой покачал. Взглянув на шофера, сказал:
— Вот черти!.. Ишь, как языки навострили. Трогай, Коля, и рули на Михайловское шоссе, — он ударил ладонью шофера по коленке.
— Почему на Михайловское? — подался вперед Ванечкин.