Настроение у Ивана Сидоровича окончательно испортилось, восторженные крики мужиков, бежавших ему навстречу, его раздражали.

— Чему радуетесь? Жрать, что ли, нечего?.. — заворчал Иван Сидорович и, ни на кого не глядя, опустил зайца на траву: — Искалечил… Отбил зад бедняге…

Столпившись вокруг зайца, все молча глядели на маленького беспомощного зверька. Первым подал голос Ванечкин:

— Ну, что же теперь?.. Так и будем над ним стоять и плакать? Заяц на то и заяц, чтобы подстрелить его да в жаркое.

Козлов взглянул на него сердито, дернул нервно щекой, тот осекся.

— Ну, как хотите, — махнул Ванечкин рукой и отошел к костру.

Иван Сидорович постоял еще немного и принялся освобождать сумку от продуктов. Освободил, вытряхнул ее основательно, настелил на дно мягкой травы и, пересадив в нее зайца, поставил за палатку.

— Ветеринару повезу… Если жив будет…

Вернувшись, Козлов взял кастрюлю с мясом, поднес к костру и принялся готовить шашлык. Обычно это бывало похоже на целое действо: сначала Иван Сидорович обносил всех своей кастрюлей, давал понюхать рассол. Все нюхали, крякали от удовольствия, потом он принимался священнодействовать над жаровней, а остальные только смотрели на него, восторгались, но не мешали ему, — Козлов все делал сам и сердито отгонял каждого, кто пытался ему хоть как-то помочь.

Теперь же все было иначе. Козлов молча нанизывал куски мяса на шампуры и клал их рядком на газету. Остальные один по одному тоже включились в работу. Они запускали свои пятерни в кастрюлю, брали мясо и неумело протыкали его металлическими шпагами, однако Козлов не гнал их.

Шашлык — «фирменное блюдо» Ивана Сидоровича, неудачи с ним у него исключены. Удался он ему и сегодня — сочный, пахучий, вкусный. Все ели, хвалили, но эта похвала не только не радовала, она все больше и больше бесила его. Ему казалось, что они просто хотят утешить его, развлечь, что они неискренни. «Как с ребенком обращаются… Что я — дурачок, не понимаю?» — сердился Иван Сидорович.

Вишневка тоже не подействовала на него успокаивающе: чем больше пил, тем больше портилось настроение, тем гадостнее становилось на душе.

А мужики в конце концов развеселились и, уже не обращая внимания на Козлова, начали дурачиться — орать, бегать, и это окончательно доконало Ивана Сидоровича. «Дети, что ли?.. Смеются пустым остротам, кувыркаются…» Он встал и ушел в темноту. Вернулся, когда все уже затихли и собирались ложиться спать.

— Что с костром будем делать? — спросил Пронин. — Может, залить его?

— Зачем? — воспротивился Ванечкин. — Пусть. С ним как-то веселее.