Он посмотрел вдоль улицы — аллея березок и лип уходила к дороге и заканчивалась ажурной аркой.
— А красиво будет, правда? — Помолчав, попросил: — Ты только не выдавай нас. Об асфальте никому не говори, а то подведем людей и сами останемся без тротуара.
Да, доверял Бамбизов на первых порах Гришанову, делился с ним всем, натаскивал.
3
— Бамбизов застрелился! Срочно в райком!
— В райком — срочно! Бамбизов застрелился…
Верещат телефоны, разгоняя утреннюю дрему в квартирах. Завтраки остаются нетронутыми. Наскоро завязываются галстуки, с вешалок срываются плащи и пиджаки, стучат каблуки по порожкам, бегут поднятые по тревоге люди.
— Куда так рано?
— В райком… — и тихо, по секрету: — Бамбизов застрелился.
— Что ты говоришь? Да погоди, расскажи…
— Сам ничего не знаю. Спешу!
И пошло-поехало по городу: «Бамбизов застрелился…», «Бамбизова застрелили…», «Бамбизов застрелил…»
У секретаря райкома дверь настежь, вызванные не толпятся до срока в приемной, заходят прямо. И как в церкви, стоя и молча, ждут замешкавшихся. Никто ничего не спрашивает, поглядывают друг на друга, на секретаря, на Гришанова.
Наконец все. Прикрыли дверь сначала наружную, потом внутреннюю.
— Товарищи, — голос у Потапова печальный, взволнованный, — мне пока нечего добавить к тому, о чем вы уже извещены. Сейчас выедем на место и там во всем разберемся. Такое указание обкома. — Невольный кивок на белый телефон. — Прокурор, начальник милиции, вы готовы? Ваши люди здесь? Все необходимое захватили? Хорошо. Тогда не будем терять времени, в путь.
Заскрипела, застонала под множеством ног райкомовская лестница, захлопали дверцы машин, зафыркали моторы.
— Иван Иванович, Кочин, иди, — пригласил Потапов к себе в «Волгу» председателя райисполкома.