Мы живем в нескончаемом водовороте слухов. Издревле людская молва вал за валом накатывается на наше бытие, образуя громоздкие толстые пласты. Их мы и называем своей историей и культурой.
Увы, питаться слухами на протяжении короткой жизни — удел обитателей земной юдоли. Некоторые недовольные в поисках правды направляют свои стопы прямо к месту событий, но их на этом пути встречают рок и злая судьба. Герой моего повествования — один из таких людей.
Место встречи с роком назовем Площадью. Об этом месте толкуют разное.
Наши старые власти, удобно развалясь в кресле исконно азиатских традиций и устоев, позволяли доходить до нас лишь слухам о западной свободе. Однако они не допускали и мысли о том, чтобы впустить эту свободу в свой дом. В тех условиях тема свободы, несмотря на всю свою заманчивость, оставалась недоступной.
Сегодня писать о свободе стало возможным. Славный Апрель[1] не только заложил фундамент Новой Республики, но и предоставил достойное место в этом подлунном мире и нам, пишущей братии.
Площадь
Площадь
Океан тяжело дышал и шумно ворочался, размалывая огромные пласты аквамариновой пастели.
Индийское судно «Тагор», зафрахтованное для перевозки освобожденных военнопленных в одну из нейтральных стран, натужно дрожа огромным корпусом водоизмещением в три тысячи тонн, скользило по волнам, разрезая липкие и густые испарения Восточно-Китайского моря. Выкрашенное в белый цвет судно казалось новеньким, только что сошедшим со стапелей верфи.
Пассажир по имени Ли Менджюн, спустившись по трапу на правую палубу, направился на корму и там, прислонившись к перилам, попытался прикурить сигарету. Но каждый раз, когда он чиркал зажигалкой, ветер порывисто гасил пламя. Присев на корточки и прикрыв лицо правой рукой, Ли Менджюн с завидным упорством продолжал орудовать зажигалкой. В этот миг он интуитивно почувствовал на себе взгляд чьих-то недобрых глаз. Ему стало жутко. Его постоянно преследовало неясное тревожное предчувствие. Как будто кто-то из-за угла тайком подглядывал за ним, и каждый раз, когда он резко поворачивался, пытаясь рассмотреть это неведомое существо, оно поспешно исчезало.
В этот раз глаза смотрели из-за дверей, ведущих в кают-компанию. Это были глаза без лица. Они словно пытались напомнить ему что-то очень важное, чего он не имел права забывать, но, по-видимому, забыл. Конечно, это была временная забывчивость, поскольку нельзя постоянно думать только о чем-то одном. В подсознании Менджюн помнил все до мельчайших подробностей. И все же чувство вины гложет его и не дает покоя. Да еще эти неотступно следящие глаза.