Васила удивилась, когда увидела, что я приехал не один. Я впервые приезжаю в компании девушки. Она спрашивает ее имя, обнимает.

Бабушка у меня такая. Она сразу поняла, что я люблю Таму. Значит, и она ее будет любить.

Старая ферма еще больше обветшала, но Васила никогда отсюда не уедет. Здесь она у себя дома. Здесь все, как она хочет. Здесь она жила с дедушкой, когда тот медленно угасал. Она каждый день сидела с ним, мыла его, кормила, ободряла. Каждый день рассказывала, что происходит вокруг: о людях, о мире, который с каждой минутой уходил от него все дальше.

Каждый день доказывала ему свою любовь, свою преданность.

Именно поэтому я ею восхищался. Восхищаюсь и сейчас.

Сначала она обняла Таму, потом меня. С удивительной силой обняла. В этих руках я находил успокоение, но Тама об этом не знает.

Когда мне было девять лет и мы только приехали в Париж, я убежал из дому. Я взял лишь маленькую сумку с кое-какой одеждой. У меня не было ни денег, ни документов. Ничего не было, кроме глубоких ран и желания умереть.

Я ехал автостопом, рассказывал небылицы, врал. Пять дней спустя я очутился здесь, у бабушки с дедушкой.

Дедушка уже был слаб, но еще вставал. Его звали Хашим, он был высоким и сильным. Немногословным, но глаза говорили за него. В них читалось то, что он пережил. Все, что ему пришлось преодолеть. Унижения, предательство, несправедливость. Его руки и спина скрючились от тяжелой работы, а лицо походило на изрытую дорогами карту сокровищ, которая вела к настоящему кладу – его взгляду.

Бабушка с дедушкой приняли меня, ни разу не упрекнув. Вопросов тоже не задавали. Потому что они уже знали ответы. Они обработали мои раны и сказали, что я могу оставаться сколько захочу.

Каждую ночь я орал от страха.

Каждую ночь боялся, что за мной приедет отец.

Тогда Васила приходила ко мне в комнату и брала за руку. Говорила, что, когда я вырасту, все образуется.

Но она забыла сказать, что есть крест, который мы несем всю жизнь. Не важно, стали мы уже взрослыми или нет.

Я провел у них месяц, а потом за мной приехали родители. В школе начали интересоваться, где я, и им могли отказать в материальной помощи… Отцу пришлось отыскать своего сына. Свою игрушку. Свою боксерскую грушу.

Чтобы сохранить лицо, он поклялся, что мой побег заставил его задуматься и что он изменился. Но как только мы уехали с фермы, он остановил машину, заглушил мотор и долго меня бил. Так сильно, что сломал мне несколько ребер.

Мать ничего не сделала, чтобы прекратить это. Она давно решила, на чьей стороне.

А если бы и вмешалась, он ударил бы и ее. Поэтому-то она бездействовала.