У кровати стоит Даркави. У него лицо трупа с гнилой плотью. Беззубый рот улыбается.

– Я все еще здесь, Изри… Давай, убей меня. Давай же, сынок…

Изри хватает пистолет, рука дрожит. Ему удается спустить курок, он разряжает весь магазин.

– Я все еще здесь, Изри… Давай, убей меня. Давай, сынок…

* * *

Они прижимаются друг к другу, опираясь о балку. Один жилет на двоих – лучше, чем ничего.

Ночь долгая, завтра будет ужасный день.

Но Тама не ожидала, что у нее окажется компания. Она не ожидала, что найдет хоть какое-то утешение в этом сарае.

За час она поведала юной незнакомке всю свою жизнь. Межда, Сефана, Шарандон, Вадим, Маргарита, Изри, Маню, тюрьма, Грег… Она не думала, что испытает такое облегчение, излив душу. Разделить эту ношу, встретить внимательную и участливую душу, она уже и не надеялась на это.

– Теперь ты, – шепчет Тама. – Расскажи мне…

Жуверия берет руку Тамы и крепко ее сжимает.

– Межда приехала за мной, когда мне исполнилось восемь лет. Судя по твоим словам, это случилось года за полтора до тебя… Моя история похожа на твою.

– Конечно, раз у нас один враг, – шепчет Тама.

Она говорит тихим голосом, словно Межда стоит по ту сторону двери этого проклятого сарая.

– Мои родители были очень бедными, – продолжает Жуверия. – В Марокко у меня остались два старших брата и младшая сестра. Родители продали меня этой женщине. Мне сказали, что во Франции я смогу пойти в школу, что меня ждет лучшее будущее… Как же, ждет!

– Они в это верили, – с надеждой говорит Тама. – Убеждена, они думали, что делают правильный выбор для тебя.

– Может быть… Когда мы приехали в Париж, Межда держала меня у себя дома три дня. Я видела Изри. Я помню его…

Тама на секунду закрывает глаза.

– Но он был очень молод, ему было лет двенадцать. Потом она отвела меня в семью, которая жила в пригороде. Франко-марокканская семья, вроде той, в которую попала ты. Семья Лефор. Отца звали Роман, мать – Ая. У них было двое детей, она ждала третьего.

– Где ты спала?