5

В истории с металлом, рассказанной сельским механизатором, возможен был и такой вариант: на собрании директор оправдался бы не от него зависящими причинами (они действительно есть: и захочешь железо сдать, да не возьмут), и не удовлетворенный отговоркой тракторист пишет в газету. Как расценит факт официальный орган — газета, чью возьмет сторону? Ту, которая выражает народный интерес, то есть признает тракториста не частным лицом, а государственным. Мне самому в свое время приходилось разбирать такие письма, и всякий раз поддерживал обеспокоенного гражданина, а не оправдывающегося объективными причинами руководителя-нерасторопу. Так, если официальный орган, выражающий общественное мнение, б е з у с л о в н о, без всяких оговорок считает обеспокоенного гражданина в данном случае государственным лицом, то не резонно ли будет в этом же случае отнести служебное лицо к  ч а с т н о м у, руководствующемуся какой-то личной выгодой, хотя бы обыкновенной ленью или привычкой к безмятежному существованию? Тогда мы должны согласиться, что «частное лицо» не есть понятие социальное, когда «человек сам по себе», вне коллектива, одиночно, а суть категория нравственная.

Как-то по осени Центральное телевидение в передаче «Сельский час» показало… пустые кабинеты руководителей Киржачского района Владимирской области. Потому пустые, что хозяева их не пожелали предстать перед объективом телекамеры, то есть перед судом всенародным. Дело в районе вышло такое: была спущена команда начать сенокос с такого-то числа, сводка ежедневная, пятидневная, декадная отражала исполнение команды, послушные хозяйственники открывали сводку, непослушные замыкали, последних, естественно, тотчас наказывали. Осенью же оказалось, что у послушных сена мало и оно скверного качества, а у непослушных — в достатке и высококлассное. Тележурналисты и хотели спросить у районных руководителей, за что же, мол, наказывали таких умных хозяев, коров-то кормят сеном, а не сводками.

Скажу прямо, мне очень хотелось, чтобы данные руководители ну хоть повинились бы, стукнули кулаком себя в грудь и сказали: «Каемся, виноваты, черт попутал. Привыкли-то  т а к  руководить, а нынче, оказывается, надо  э т а к, не попали, стало быть, в струю». Ну так или как-нибудь иначе объяснились бы с народом, а то нате вам: натворили — и в кусты. Стыдно стало за людей, занимающих такие солидные должности. Понимаете, должности-то  г о с у д а р с т в е н н ы е. В том смысле, что занимающие их люди должны почитать соблюдение государственного интереса своей прямой, неукоснительной обязанностью. А что, киржачские руководители не понимали, где лежит этот интерес: в сводке о ходе сенокоса или в заготовленном сене? Понимали, но исходили из неверия в хозяина, из недоверия работнику, принимая его за… частное лицо, интерес которого только в личном рубле. На поверку же вышло, что частными лицами оказались люди, занимающие государственные должности, ибо руководствовались своим личным интересом — слыть передовиками «в ходе», а не хозяевами «в итоге». Оглашать свою корысть с телеэкрана частное-то лицо и не желает. А вот полеводы — бригадир, трактористы — не испугались принародного ответа. «Да, — сказали они, — мы уступили нажиму, испортили сено, но получили урок на всю жизнь: совестью хозяина не поступайся». Так у кого же больше гражданственности? Кто считает обязанность умножать народное богатство своим правом быть хозяином? Как хотите, а государственное лицо — это не пристежка к должности, а нравственная суть человека.