— Это и в мой огород камешки?

— В огород застрахованных или считающих, что они должны быть застрахованными… У меня глаза на лоб полезли сегодня. Из полутора сотен молодых специалистов у нас за последние годы начальниками цехов, отделов и участков, оказывается, выдвинуто всего три человека. Понимаешь — три! Это же, кроме всего, нарушение партийного принципа в подборе кадров.

Кашин кашлянул и подошел к ним. Но Димин не смутился, сердито поглядел ему в глаза.

— Зачем, удельный, людей обижаешь? Не подрядился ли настроение другим гробить?

— Я за план горло перегрызть могу.

— А кто его тогда выполнять будет?

— Коли ты насчет нынешнего, то тут взаправду, может, переборщил чуток. Да и то из-за других больше. Безответственность растет, секретарь, равнодушие. А по-моему, лучше уж честолюбие, чем равнодушие. Ей-ей!..

Басовито загудел гудок, и они двинулись в литейный. В цехе становилось тихо. Перестали стрекотать формовочные машины. Замерли конвейеры. Недвижно повисли пустые ковши. Лишь гудела, потрескивала электропечь, в завалочном окне которой и возле электродов трепетало густое, с копотью пламя.

На плавильный участок сходились рабочие — и те, кто пошабашил, и те, кто пришел на смену. Окончившие работу не успели еще побывать в душевой. Лица у них были темные, резко очерченные, как на гравюрах, движения скупые.

Возле вагранки Кашин заметил Михала. Окруженный рабочими, он что-то увлеченно рассказывал. Подходившие здоровались с ним, старались протиснуться поближе. Даже Алексеев и тот, отрешенный в своем любопытстве, не замечал ни главного инженера, ни Димина, ни начальника цеха.

— А был на съезде кто-нибудь из антипартийной группы? — вытягивая шею через головы стоявших ближе к Михалу, спрашивал Комлик.— Скажи, Михале!

«И этот тут. Активист!» — подумал Кашин, сердито уступая дорогу Прокопу Свирину, который тоже старался пробраться к Михалу.

— А как Буденный? Поседел?

— Так что мы на семичасовой первыми перешли? Вот это да!

— Значит, механизацию даешь?

— И в Оружейной, дядька Михал, побывали? И в кабинете Ленина? — спрашивал Свирин.

— Неужто доклад восемь часов тянулся? Да тихо вы! Дайте послушать!

Михал увидел Димина, Сосновского, Кашина и направился к ним.

— Можно начинать, Петро,— сказал он звонко.— Хотя мне, признаться, мало о чем и рассказывать осталось. Хочу вот обязательство взять. Не плохо бы сэкономить за семилетку столько, чтоб свою зарплату окупить. А?

— Начинай, начинай,— подогнал его Кашин.— Дело важное, только не затягивай, пожалуйста.