— Погоди,— перебил его Михал.— Давай ясней. Если ты клялся, значит, в справедливость других не верил. Думал — есть твоя и чужая справедливость.

— Нет, батя, я так не думал. Просто кипело всё.

— И правильно! — опять согласилась Лёдя. — Я тоже не прощу уже, если кто будет попирать мои права. Я не рабыня какая-нибудь.

— Тебе, девочка, главное — снова счастливой стать,— сказал Димин. — Знаешь, недавно я проходил по скверу и чудо видел. Смотрю — асфальт вспух и кругом потрескался. Вот сила, думаю, прет из земли. Такой пласт подняла и пробивает насквозь. Что это? Присмотрелся — ба, одуванчик. Проросло, оказывается, этакое легкое зернышко и вон что натворило.

У Лёди дернулась щека:

— А я и не думаю сдаваться…

— Сегодня в институт звонил. Экзамены твои перенесены на осень. В бригаде ждут тебя не дождутся. Что еще надобно на первых порах? А негодяя, не бойся, накажем без самосуда… Сыграем партию, Михале?

Они перешли в другую комнату, уселись за стол.

Расставляя на доске фигуры, Михал вздохнул.

— Выбирай, — предложил он и протянул кулаки с зажатыми в них пешками. — И знаешь, что? Сяду-ка я за воспоминания. Нехай не предлагают, а я сяду. Напишу все, что в войну видел, и сдам в Истпарт. Нехай там не только кашинские документы будут. И тебе советую, Петро. Ей-богу, стоит…

Димин дотронулся до его правого кулака. Михал разнял пальцы и улыбнулся: выпало играть белыми.

2

Домой Кашин пришел как туча. Увидев на вешалке пилотку сына, отвернулся. Правда, тот гостил уже третий раз, чувство необыкновенности притупилось, но все-таки гость есть гость.

— Сева приехал! — думая, что муж ничего не заметил, радостно сообщила Татьяна Тимофеевна. — Моется. Ему позволили и переночевать у нас.

— Подумаешь, новость.

— Сева, говорю…

— Ладно, ладно. Отстань.

Он прошел к буфету, достал графинчик с водкой, рюмку, налил и, ничего не говоря, опрокинул в рот.