— И не думаю.

— Вот сейчас тоже бежишь как на пожар. Неужели нельзя быть накоротке, как с другими? Что я — хуже всех? Или виноват в чем-нибудь перед тобой? Работаем в одной бригаде, а я для тебя не такой, как все. Почему?

Мучаясь в догадках, Тимох не раз задавал эти вопросы самому себе и не находил ответа.

— Тебе, Тима, это только кажется,— боясь его искренности, заторопилась Лёдя.

Но то, что она назвала его по имени, обнадеживало.

— Ну ладно, пускай,— согласился он.— Однако все же не беги, а выслушай. Я не могу больше молчать и должен объясниться с тобой…

Кровь отхлынула с его загорелого лица, глаза стали пронзительными, брови сошлись на переносице. Тимох сорвал пиджак с плеча и перекинул на руку.

— Ты!..— выкрикнул он.

Лёдя догадывалась: все, что Тимох скажет, не будет для нее новостью. Однако эти ожидаемые слова почему-то пугали ее и вызывали протест. До цеха было близко — миновать скверик, как раз тот, что когда-то сажали во время субботника, перебежать черную, густо усыпанную углем дорогу — и цех. Не осмеливаясь взглянуть на Тимоха, она пошла еще быстрее, почти бегом. Но он придержал ее. Не выпуская Лёдиной руки, стараясь идти в ногу, торопливо закончил:

— Ты… для меня, Лёдя, самый дорогой и светлый человек… Пусть я тебе не нравлюсь. Известно, я не стою тебя. Но мне невыносимо тяжело, когда ты говоришь со мной как с чужим. Неужто нельзя быть друзьями?.. Поверь, мне нужно не так уж много. Видеть тебя, разговаривать с тобой, знать, что я твой друг.., Самое большое, чего я хочу,— это порой помочь тебе. Правда, ты сильная. Тебя не сломило вон что! Но у тебя нелегкая судьба… Я волосы на себе рвал, когда думал, как тебе одной. Почему я медлил? Почему думал, что оскорблю тебя своим вмешательством? Разве можно оскорбить помогая? Я никогда не прощу себе этого!..

— Неправда, я не была одна…

— Я понимаю. Но помощь не помешала бы,

— Как сказать…

— А теперь? Вернется из Горького Прокоп Свирин, и я уйду из вашей бригады. Неужто я снова должен стать просто практикантом из Политехнического? Нет, я не могу так! Я должен быть возле тебя, оберегать, служить…

Пока он говорил, страх и желание протестовать пропали. Чувство благодарности подкралось к Лёде.

— Спасибо, Тима,— поблагодарила она.— Только не надо ни оберегать меня, ни служить мне. Я же не маленькая, и сама постараюсь своего добиться. А так — хорошо.

Он принял протянутую руку и пожал. Не горячо и не сильно,— видимо до этого надеялся, что все будет чуточку иначе, чем получилось.

Сменщики еще работали, когда Лёдя, переодевшись, пришла в цех. Как это делал обычно Прокоп, поздоровалась со всеми, пошутила. Возле машин и на пролете валялись подпрессовочные плиты, опоки, ящики из под стержней, чернели груды формовочной земли. Киры и Трохима Дубовика еще не было. Лёдя позвала Тимоха и, несмотря на возражения сменщиков, взялась наводить порядок. Мысли перешли на свое бригадирство. Не нарочно ли назначила ее Дора Димина замещать Прокопа? Пожалуй, нет. Кира, конечно, справилась бы не хуже, но она после смерти отца еще не пришла в себя. Трохим Дубовик — опытный работник, но ему самому нужен толкач, который напомнил бы: то сделай, вот это сделай.