Кроме того, образ Веры представлялся уже иным — в нем оставалось только хорошее. Вера, как казалось уже, была просто заботливой, самопожертвениой матерью, любящей и преданной женою. В ней горел какой-то женственный огонь, делавший ее обаятельной, красивой. И теперь это стало сущностью Веры. Плохое же, досадное забылось, стерлось.

На завод Сосновский приехал в настроении, когда тянет поделиться с другими своей, пусть и не совсем еще ясной для тебя утехой. Встретившись около заводоуправления с Шарупичем, он неожиданно остановил его первый.

— Как дела, Сергеевич? — заговорил он, не зная еще, что скажет после этого, но веря, что должен с ним поговорить.

Еще вчера Сосновский избегал таких встреч, а если и встречался, разговаривал суховато и о сугубо деловых вещах. Сегодня же Михал вдруг показался ему именно тем человеком, с которым можно было поболтать обо всем и который, несмотря ни на что, поймет, разделит твое настроение.

— Вчера ездил в лагерь к Соне и Леночке,— сообщил Сосновский, желая в чем-то угодить собеседнику.— Загорели, как цыганята!

— Стало быть, здоровы,—просветлел Михал.

— Дневальные, порядок. Меня лишь в положенное время пустили. Куда это вы паки собрались?

— К вам,— посерьезнел Михал.— Тут, Максим Степанович, люди приходили. Говорят, что дело с доводкой опять не ладится. Приезжал Ковалевский — загорелись, прошло время — снова остыли.

— А именно?

— С конструкторами неразбериха. Одни и те же занимаются и текущими вопросами и опытными машинами. Силы, внимание распыляют.

Это была правда, и правда обидная. Подумалось: Ковалевского Шарупич вспомнил неспроста, и правильно, что вспомнил.

— Бывает, Сергеевич... Ладно, рассмотрим и порешим что-нибудь с директором.

— А может, зараз пройдем в конструкторокое и экспериментальный?

— Сейчас?

— А к чему откладывать?

Это было скорее требование, чем просьба, но тон, каким оно было высказано, понравился Сосновскому. Он достал из кармана портсигар, взглянул на листок с распорядком дня и взял Михала за локоть.

— Ну что ж, двинули…

В экспериментальном цехе — чистом, светлом, похожем на лабораторию, бригада сборщиков хлопотала возле опытной машины. Неподалеку, наблюдая за их работой, стоял начальник цеха — худощавый, седой, с постным, усталым лицом.

Заметив главного инженера и Шарупича, он издалека кивнул им, но с места не тронулся.

— Очередной даем! — показал на самосвал, когда те подошли.— Рождается в муках, как человек. Добро хоть, что не кричит.