Казалось, с того времени, что я видела песцовского дядюшку в последний раз, он стал еще грузнее, двигался пусть уверенно, но тяжело. Каждый шаг чувствовался не только посторонними, но и им самим. Поэтому он как добрался до кресла, так и замер в нем с блаженным выражением лица, которое хозяевами дома было отнесено на мой счет. Я же скромно устроилась рядом с ним на стуле.

– Борис Павлович, тот страшный офицер, что напугал меня в вашем доме, он вам больше не угрожал? – наконец попыталась я как можно более обтекаемее узнать то, что меня волновало.

– Он? Мне? Угрожал? – презрительно фыркнул Ли Си Цын.

И наконец активировал полог тишины. Но совсем простенький, почти такой, как я использовала. Я даже разочарованно вздохнула, когда это обнаружила. Но Ли Си Цын, хоть и понял причину моего расстройства, тем не менее не сделал ничего, чтобы меня обрадовать.

– Елизавета Дмитриевна, почему вы тянете время? – буркнул он. – Мне уже надоело терпеть в своем доме эту дуру. Мы договаривались, что вы сдаете экзамены и уезжаете.

– Ваш знакомый посчитал, что чем лучше я сдам экзамены, тем больше у меня надежд покорить ваше сердце.

– Что за чушь?

– Я так и думала, что вам нравятся не слишком умные девушки, – не удержалась я. – Но ничего не поделаешь. После Перунова дня все предметы сдаю и уезжаю от вас с разбитым сердцем и без надежды на взаимность.

– Дошутитесь вы, Елизавета Дмитриевна, – фыркнул он, – до того, что я решу, что одна официальная жена куда удобнее, чем постоянно непонятно зачем присылаемые китайские девы.

– Как это непонятно зачем? За лисятами, – парировала я и быстро перевела опасный разговор на другую тему: – Так что там с Волковым?

– Уехал, – нахмурился Ли Си Цын. – Оставил пару артефактов вблизи моего дома и уехал.

– Вы их того? – Я покрутила руками, словно выжимала белье. – Уничтожили?

– Зачем? Я сделал вид, что ничего не заметил. Моськин их ежедневно проверяет, пусть уверится, что все идет, как они хотят.

– А куда он уехал, не знаете?

– Почему не знаю? В Царсколевск, с заездом в Ильинск. Письмо я получил от Фаины Алексеевны, слезное такое письмо о нелегкой судьбе любящей бабушки, чья внучка неправильно ее поняла и пропала. И теперь бабушка ночей не спит, о внучке беспокоясь, и обещает вернувшему беглянку круглую сумму и клановую помощь. Любую. С учетом того, что целители у Рысьиных лучшие, предложение более чем заманчивое.

В гостиную влетел Белочкин, убедился, что мы мирно беседуем, и тут же вылетел, словно его дернули за рукав и утащили за дверь. Подслушивать у них не выйдет, но подглядывать никто не запретил, а значит, надо показать, что разговор вовсю идет на приятные мне темы. Но получилось лишь жалко улыбаться, показывая, как я рада, что со мной разговаривает предмет моих девичьих грез.