Отец окинул сына быстрым взглядом, полным разочарования:

– Гадёныш ты неблагодарный. Мы для тебя всё…

Фил шумно выдохнул, высоко подняв брови:

– Для меня? Или для себя? Я не хотел ни на скрипку, ни на бокс на профессиональном уровне. За него, конечно, спасибо. Но не за паршивого тренера! Так какого фига, а?! – Фил усмехнулся. – Да потому что так все делают. Вы смотрели на успехи чужих детей и хотели, чтобы точно так же было у меня. Вернее, у вас! Чтобы вы могли хвастаться. Вы ни разу не спросили, чего хочу я? Куда хочу я? Вы делали то, что делают все! Хотя не-ет! Бывают родители, которые прислушиваются к своим детям. Я… В кино такое видел.

Отец сдавленно кашлянул, заложил руки за спину и задумчиво посмотрел в окно, а потом тихо и как будто обречённо заключил:

– Идиот. Мы из тебя человека сделать пытались! И до сих пор пытаемся!

Фил посмотрел на пол, сдавленно хохотнув, потом исподлобья глянул на отца с издевательским кривым оскалом:

– А получился полуподлец-полуневежда! Да?

Выражение лица отца осталось непроницаемым. Он долго сверлил сына взглядом, а потом покачал головой. Фил не мог объяснить, в какой момент он ощутил, что между ним и родителями такая глубокая пропасть. Не мог понять, когда вдруг он понял, что никогда не придёт к отцу за советом, никогда не решится обнять мать и чмокнуть её в щёку, как это раньше делал Артемон. Не мог назвать ту точку, с которой всё началось. Просто как будто однажды они проснулись совершенно чужими друг другу. У отца на уме были акции, филиалы, у матери – оценки, этикет. И никто из них не спрашивал, что было на уме у сына. Просто давали ему деньги и пытались распоряжаться его судьбой.

Фил тряхнул головой и озвучил неприятную догадку, которая второй год крутилась на языке:

– Не, ну скажи правду: я для вас же не личность. А так – очередной проект, в который можно удачно вложиться!

– Щ-щенок, – зрачки отца сузились.

Краем глаза Фил уловил резкое движение слева и успел перехватить кулак отца у самой щеки. Пальцы рефлекторно сдавили болевые точки на запястье, часто-часто под кожей загрохотал отцовский пульс. Отец скривился не то от негодования, не то от боли, и сощурил потемневшие глаза. Фил, тяжело дыша, вскинул голову и с вызовом встретил колючий взгляд. Фил качнул головой и осклабился:

– Не надо, отец. Не доводи до греха. Я уже не мальчик.

Отец вырвал руку из хватки сына и, заложив ладони в карманы, скользнул по его фигуре оценивающим взглядом:

– Языком молоть все горазды. А ты на деле докажи. А не можешь – так прекрати брыкаться и сделай так, как говорим тебе мы с матерью.