Елица закусила губу — и вздрогнула, как легли на плечи её ладони тяжёлые. Любимые.

— Я с тобой, Еля, — низкий голос Ледена объял теплом. Прикрыл словно щитом кованым ото всех тревог. — Я всегда буду с тобой.

Она подняла руку и полоснула по ладони лезвием холодным, острым. Вскрикнула сдавленно от того, как пыхнула боль тонкой полоской — и затерялась где-то в глубинах ощущения странного, словно мир вдруг принял Елицу. Обнял и обогрел, понимая всё, через что она прошла на пути сюда. На пути к тому, чтобы обресть любимого и пожелать продолжить род его.

Закапала кровь липкая наземь, пропадая в толстом слое пепла, так и не растворившегося под сотнями сотен дождей. Малыми крупицами она вонзилась в нутро капища, дотянулась до самого сердца Матери Матерей — и растеклась в стороны, наполняя всё вокруг первородной живой.

Елица прислонилась затылком к плечу Ледена, глядя в чистое небо, слыша, как колышутся ели под дыханием ожившего вдруг ветра, как зарождается где-то в груди то ли её, то ли земли самой — песня. Незнакомая, но слова которой она знала давно. И каждое из которых находило отклик внутри. Теперь она знала, что сумеет одолеть всё, что ещё вытянет для неё нитями из колодца своего Макошь.

ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

Елица смотрела в тёмный закопчённый потолок бани. Женские голоса, что звучали сейчас словно из дальней дали, сливались в один неразборчивый, взволнованный гул. Кто-то обтирал мокрой тёплой тряпицей её бёдра, поднимая ещё из глубин истерзанного нутра отголоски стихающей боли. Кто-то смахивал со лба прилипшие к нему пряди. Одно только слышала Елица ясно: звонкий обиженный плач сына, уже завёрнутого в отцовскую рубаху — чтобы принял он от него защиту и силу его, которая сделает его достойным наследником князю Остёрскому.

— Какой мальчик крепенький. Не иначе богатырём будет! — радостно щебетала Вея. — Посмотри, Елица!

Она подставила руки и приняла в них тёплый свёрток. Но и разглядеть не успела личика сына, как тот, настойчиво тыкаясь носом, добрался до её груди и затих. Она улыбнулась, едва чувствуя собственные губы. И смутно понимая, что теперь творится вокруг неё. И как она сумела всё это пережить.

Эти луны тяжёлые, за которые ребёнок, что рос внутри, забирал её силу. Она и старалась не страшиться этого. Не смотреть на себя лишний раз, всё ж чувствуя, как сильнее проступают рёбра под кожей, как заостряются плечи и колени. Сколько бы она ни пыталась поддерживать силы свои, сколько бы ни кормила её Вея, которая приехала в Остёрск незадолго до родов — а Елица таяла, иссыхала как будто.