Светлый фон

— А коль не справишься? — показалось, Макошь сейчас и пальцем погрозит.

— Справлюсь. Всё выдержу, — Холодные дорожки слёз побежали по бесплотным во сне щекам. Но Елица ощущала их так живо, словно и правда плакала — наяву. — Это мой ребёнок, он не может убить меня. Он в любви зачат. Как может навредить?

— А разве не чувствуешь?

— Чувствую…

— Оставь Сердце.

Она отвернулась, чтобы не видеть этой темноты бесконечной, что наполняла колодец. Безразличной, слишком древней и огромной, чтобы понимать мелкие людские печали. Чтобы чувствовать то, что бьётся в маленьких людских сердцах. Мудрость великая, из самого Ирия льющая, хранится во взоре Макоши, в мерцании звёзд над её головой, похожих на крапинки в радужке глаз Отца Небо — Сварога. Они видят многое, да не всё им подвластно.

— Еля, — совсем другой оклик тронул, кажется, душу самую, обвил лентой, скользя по ней мягко и ласково. — Еля, любимая, ты слышишь?

Она открыла глаза, моргнула медленно один раз и другой — пока не встало чётко лицо Ледена перед ней. Он был встрёпанный и бесцветный будто. Тёмные круги залегли вокруг его глаз, выдающие лютую бессонную ночь.

Она подняла руку, словно из камня вновь живой плотью обращалась, коснулась его щеки колючей, прохладной — он повернул голову и губами к ней прижался.

— Напугала меня как. Вернёмся. В Остёрск поедем — там, как окрепнешь, сюда снова наведаемся.

— Дальше только хуже будет, — возразила она хрипло. — Я сейчас… только полежу ещё — и на капище.

И вновь веки прикрыла, собирая себя по крупицам воедино — чтобы не сдаваться: для себя, для Ледена, для них обоих. Позже заставила Мира поесть хотя бы похлёбки жидкой — и от того сил заметно прибавилось. Леден из избы не выходил почти. Всё рядом сидел, то за руку держал Елицу, то принимался касаться легонько её волос, чуть влажных от пота. Иногда она просила поцеловать её — и он выполнял беспрекословно. И странно — словно теперь не забирал живу, а отдавал её. Наполнял тело всё больше, будто сумел повернуть реку вспять.

В этот день, конечно, они на капище не отправились. Но на другой Елица проснулась — и увидела всё вокруг так ясно, что едва не задохнулась. Не стояла перед взором горячечная пелена. И грудь вздымалась легко и свободно, жадно наполняясь травяным воздухом знахарской избы. Дажьбожье око заглядывало в окно приоткрытое, и лился вместе с ним щебет тонкий птичий — из самой чащобы. Леден сидел неподалёку, за столом, уронив на него голову — и спал так крепко, что даже шорох покрывала, когда Елица села на лавке, не разбудил его.

Она встала и подошла на цыпочках. Вздрогнула малость, как всхрапнул во сне Брашко у другой стены. Положила ладонь на спину Ледена и провела вниз — сердце вмиг заколотилось взволнованно, как ощутила она кожей, что напряглись мышцы его. Княжич вскинул голову и повернулся к ней резко — будто вмиг всю сонливость скинул.