— Эй, малыш, — она похлопала живот Изумо, но не могла поднять его с Сираденьей в руке. — Я буду с тобой.

Она потянулась за колыбель, вытащила цветочные ножны Сираденьи из места, где спрятала их. Быстрый взмах джийей убрал с клинка засохшую кровь фоньяки. Убрав Сираденью в ножны, она снова спрятала оружие и села на колени, чтобы поднять Изумо.

— Йош, йош, — она качала его, успокаивая.

Руки малыша двигались, пока он плакал, бесцельно шлепали по его лицу. Пока Мисаки смотрела, несколько слез с его щек улетели к пальчикам от притяжения его джийи. Соленые капли мерцали в воздухе миг, а потом упали на татами.

Мамору и Хироши тоже двигали капли воды, когда у них стали прорезаться зубы, Нагаса — когда начал ходить. В отличие от них, Изумо не становился холоднее, пока становился сильнее. Он не обжигал как маленький таджака, но его скромное человеческое тепло было как у нескольких детей-адинов, каких держала Мисаки.

Не только температура тела Изумо была приятной. Мисаки полюбила ощущение его ньямы, не твердой, а мягкой, не бьющей по ее холоду, а окружающей ее, пока они не таяли вместе, становясь жидкими. Он приносил давно забытое чувство изменений, плавности и свободы.

Мисаки дала ощущению четвёртого сына у груди успокоить ее гнев.

Она планировала остаток дня помогать Такеру и Сецуко разбирать обломки дома, но когда представила, что увидит Такеру снова, она не смогла этого сделать. Она укутала Изумо, повесила его у груди и выскользнула из дома, чтобы навестить Хиори.

Визиты в домик Хиори не были приятными, но ее подруга нуждалась в общении. И в этот миг Мисаки была готова пойти в Ад, только бы Такеру там не было.

Хиори встретила ее вежливо, как всегда, пригласила Мисаки в тесное холодное место, извинилась, что у нее не было еды — будто у кого-то из них была еда.

— Прости за холод, — сказала она. — Мальчики еще помогают мне с изоляцией.

— Я живу с Мацудами, — сказала Мисаки. — Я привыкла к холоду.

— Я переживаю, — призналась Хиори, когда они сели на татами.

— Почему?

— Этот ребёнок… не ощущается как Рёта во мне.

— Все мои мальчики ощущались по-разному, — сказала Мисаки. — Хироши был куда холоднее других…

— Он не ощущается как джиджака.

Мисаки замерла.

— Еще не так много времени прошло, чтобы понять, что ты беременна, Хиори-чан. Уверена, еще рано говорить такое.

— Возможно… — ладонь Хиори лежала на ее талии, ее большой палец нервно гладил оби.