Тот, конечно, не понял его, но указывая на остатки апельсина в руке старика, лепетал: Еще!
– Как ты можешь кушать столько фруктов? – шутил Мульграв. – Ну, изволь, я дам тебе еще, но за это пойдем, посиди в нашем доме!
– Хорошо! – вымолвил мальчик. – Хорошо! Ты ведь не злой, не правда-ли?
Но прежде чем Мульграв успел ответить, в деревне раздался пронзительный женский крик, и мать ребенка бросилась, как львица, вырвать свое детище из рук предполагаемого врага. Она кричала во все горло и вскоре к ней присоединились и остальные женщины. они призывали всех богов, и подняли такой вопль, будто, по меньшей мере, тигр тащил её ребенка в свое логовище.
Унтер-офицер тотчас же спустил мальчугана на землю, – Бега, дитя мое, беги! Видишь, мать твоя боится, что мы сделаем тебе вред!
Мальчик беззаботно побежал навстречу к своей плачущей матери, которая с выражением ужаса вырвала у него из рук последний ломтик апельсина и отшвырнула его в сторону. Потом она схватила ребенка на руки и, бросилась к толпе женщин, где принялась рассказывать, что белый – человек заколдовал её ребенка; это можно было понять по тому, что общее возбуждение все усиливалось с минуты на минуту, толпа плачущих женщин и мужчин, бросавших на колонию мрачные взгляды, все прибывала и, наконец, появился жрец или колдун, которому тотчас же было доложено, как было дело.
Что было дальше, белые не могли видеть, ибо вся толпа туземцев скрылась в лесу, очевидно, с тем, чтобы проделать возле жертвенников марай все свои языческие церемонии. Но они и так могли судить, до какой степени достигло ожесточение против них туземцев. Только их малочисленность мешала им вступить в открытый бой с пришельцами.
Позднее к ним пришел Туила, который теперь уже не решался на глазах своих земляков входить в дом белых, но пробирался к ним через кусты. Он был сильно озабочен. – Жрец объявил, что ребенок очарован, – шепнул он, боязливо оглядываясь. – Мать дает ребенку то одно, то другое питье, которое для него приготовляют жрецы… и ребенку становиться все хуже!
– Что, если он умрет! – воскликнул Мульграв. – Боже мой, Боже мой, это будет для нас погибелью!
– С какой стати! – энергично возразил лейтенант. – Наши пушки могут защитить нас от многих тысяч неприятеля, не имеющего огнестрельного оружия.
Наступила томительная пауза, изредка прерываемая вздохами. Еще никогда не было такого зноя; воздух давил, словно свинец, дышать становилось трудно, все тело обливалось потом.
– В нашей канаве вода иссякла, – сообщил один из матросов. – И в реке её почти нет, в водопаде вода бежит каплями…