Я всегда это знал. И мне не требовалось слушать наши постельные разговоры, разглашаемые Иксионом на публике в качестве доказательств этого. Я всегда знал, чем она была для меня, а я – для нее.
Я продолжил молчать, и Иксион дернул сильнее. Мой лоб коснулся пола.
– Иксион, дракона ради, – отозвалась Феми.
И это значило, что Дело был слишком напуган, чтобы что-то сказать.
– Я спросил тебя, что она говорила, Грифф.
Я ответил ему, прижимаясь лицом к ковру, а затем по настоянию Иксиона повторил свои слова на родном языке. Я услышал нориш так, как слышат его они – грубо и непристойно. Оглушительное фырканье Роуда рассекло воздух.
Я ненавидел этих людей за то, что они приучили меня стыдиться собственного языка.
– Я было решил, – продолжил Иксион, – что ты будешь скорбеть куда дольше, прежде чем прыгнешь в постель другого драконорожденного, чтобы согреться, но ты, видимо, просто не смог устоять.
Я ждал, считая вдохи, что случится дальше, но на счет «три» Иксион отпустил мои волосы.
– Чего ты ждешь? – подначивал он. – Наливай вино гостям.
* * *
Я пытался – правда, безуспешно – читать письмо Фрейды, пока разливал вино по бокалам. Оно слишком часто переходило из рук в руки, а почерк так сильно был не похож на почерк Антигоны, что я едва улавливал смысл слов.
И, кроме того, я с трудом сдерживал дрожь в руках.
Дело сидел как затаившийся заяц, опустив взгляд, даже когда я наливал ему вино. Когда он одним из первых собрался уходить, Роксана громко и пьяно пожелала ему спокойной ночи, и в ответ он отвесил сдержанный поклон. А после его ухода ее смех превратился в истерику. Она пролила вино и потребовала меня вытереть его.
Это продолжалось в течение нескольких часов. Ночь медленно перетекала в утро, снаружи уже слышались крики чаек, когда Иксион и Роуд, последние из оставшихся гостей, наконец-то упившись вдрызг, упали замертво. И только тогда я, словно влекомый невидимой силой, на негнущихся ногах отправился к покоям Дело. Я едва успел постучать, как он открыл дверь и, пробормотав мое имя, втащил меня внутрь.
– Прости нас, – пробормотал он. – Прости меня.
Я не спросил его за что. Не сказал, что он должен был что-то сделать, когда Иксион прижал мое лицо к ковру. Но когда прижался к его губам, мой поцелуй был полон жестокой страсти. Как будто я хотел, чтобы он почувствовал всю мою боль.
Дело позволил. Позволил мне сделать это. А потом еще крепче обнял меня.