– Какой же ты, Ахмед, все-таки… Нет там приободрить немного, поддержать, сказать, что неправ.
– А что я могу, шеф? Фраер-то, как пить дать, лопух рязанский, а те двое – мутные жлобы, век воли не видать! Кстати, шеф, давно хотел спросить, а что означает «рязанский»?
– Да ну тебя, Ахмед! – только и отмахнулся Махсум, отвязывая коня от дерева. – Слушай!
– Что? – Ахмед замер с поднятой ногой, которую собирался перекинуть через седло, и прислушался.
– Да нет, не то! Я подумал, а почему бы нам на этих самых гулей не охотиться? Это же четверть косаря с рыла!
– Да-а, только где их столько набрать? – с сомнением покачал головой Ахмед, усаживаясь в седло.
– А мы их разводить будем!
– Вы с ума сошли, шеф! – Ахмед отшатнулся от главаря вместе с конем.
– Ладно, не бойся. Я пошутил.
– Ну и шутки у вас!
Они развернули коней и направили их вдоль дворцовой стены. Каждый думал о своем, но мысли текли в одном направлении: как быть дальше, и чем все, в конце концов, закончится.
А в это же самое время Касым уже битые полчаса крутился у музыкальной лавки, присматриваясь к дутарам. Он вертел их так и сяк, тщательно ощупывал, водил пальцами по грифу и, дергая струны, вслушивался в звук. Затем вздыхал, вешал дутар на место и переходил к следующему. Иногда, словно вспомнив о чем-то, он возвращался к одному из них, и все повторялось сызнова. Торговец с грустью наблюдал за слишком придирчивым покупателем.
– Послушай, друг, – не вытерпел он наконец, когда Касым пошел на пятый или шестой круг (торговец уже сбился со счета), – ты словно не дутар, а женщину выбираешь!
– Э, что ты знаешь о женщинах и о дутарах. Сравнил тоже!
– Но я их делаю!
– Кого, женщин? – спросил Касым, беря в руки очередной музыкальный инструмент.
– О Аллах, дутары, разумеется! А женщин делают…
– Без тебя знаю, кто их делает. Сколько стоит этот?
– О, да ты понимаешь истинный толк в инструментах! Дутар, который ты держишь в руках, по звучанию схож с трелью соловья, журчанием горного ручья и нежным голосом юной красавицы.
– Я тебя о чем вообще спрашивал? – накинулся на торговца Касым, все еще пребывающий под впечатлением вчерашнего возвращения домой. Ручьи и красавицы вызывали сейчас в нем лишь одни неприятные воспоминания. – Разве я тебя о женщинах спрашивал, щебечущих соловьями в журчащих горных ручьях?