«Боевые действия войск Юго-Западного фронта начались 12 мая переходом в наступление обеих ударных группировок. За первые три дня напряжённых боёв войска фронта прорвали оборону 6-й немецкой армии севернее и южнее Харькова в полосах до 50 км каждая и продвинулись из района Волчанска на 18–25 км, а от барвенковского выступа — на 25–50 км»[585].

А потом произошла «Харьковская катастрофа». Описывать её не станем, но уточним, что 25 мая действовавшая с барвенковского выступа 6-я армия генерала Городнянского[586] попала в окружение, из которого мало кому удалось выйти. Застрелился командарм, пропал без вести начальник особого отдела капитан госбезопасности Рязанцев, погибло большинство оперативных сотрудников, а документы особоргана были уничтожены. Но главное, Прядко потерял связь.

В докладной Абакумова всё сказано чётко и однозначно:

«Учитывая, что Прядко вошёл в доверие к начальнику абвергруппы-102 майору германской армии Гопфу, он был в мае 1942 г. вновь переброшен в тыл противника с заданием использовать это доверие для того, чтобы устроиться на штатную должность в германский разведорган, возглавляемый майором Гопфом.

Возвратившись в абвергруппу-102, Прядко доложил Гопфу о „выполнении“ задания, был зачислен в штат сотрудников группы и оставлен для работы в канцелярии»[587].

И тут возникает вопрос: когда и за какое время Пётр мог подготовиться к возвращению в немецкий тыл — получить дезинформационные материалы, отработать «легенду»? Наступление войск Юго-Западного направления уже захлёбывалось, люди чувствовали приближение катастрофы, и кому там, реально говоря, было дело до зафронтового агента? Ведь армия погибала!

Явно, что Прядко пришлось действовать по собственному разумению. Вот только руководителю ГУКР «Смерш» сообщать о том в ГКО было как бы и нетактично. Ведь «Харьковская катастрофа» целиком оказалась на совести высшего руководства, доверившегося своим предпочтениям (мол, наступать гитлеровцы будут на Москву, и вообще, Сталин в одном из докладов «проехался» по поводу «разболтанной ржавой машины Гитлера») и устаревшему как военачальник Тимошенко и авантюристу Хрущёву, а потому проигнорировавшего мнение военных профессионалов. Так что писать, что «в условиях, когда…» Абакумов не мог. Указал просто: «вновь переброшен», и кому какое дело «наверху», кто и как агента перебрасывал?

Зато нам это не безразлично.

«В создавшейся ситуации перед Петром Ивановичем Прядко возникла дилемма: либо вместе с красноармейцами пробиваться к своим, либо вернуться в немецкий разведорган. Убедившись, что выйти из окружения уже не удастся, Прядко решил использовать второй вариант. Он сдался в плен, назвал немцам условленный пароль и вскоре был доставлен в „родную“ абвергруппу-102. На допросе у начальника группы подполковника Пауля фон Гопф-Гойера Прядко рассказал самостоятельно разработанную легенду о своих „приключениях“ в советском тылу. Офицеры немецкой разведки сочли ее вполне правдоподобной и похвалили Прядко за находчивость и успешное выполнение задания. „Вы настоящий молодец, — сказал ему на ломаном русском языке Гопф-Гойер. — Вы так хорошо всех обманули и принесли ещё сведения. Ваш случай нужно рассказать всем агентам, и это для них будет поучительно. Если бы все такие были, как вы, это было бы очень хорошо. Пока отдыхайте. Я скажу, чтобы вам дали много денег, папирос и водки“. Понятно, что две „удачные“ заброски за линию фронта способствовали усилению позиций „Петра Петренко“ в немецком разведоргане»[588].