– И тут еще я поняла, что беременна, и сказала об этом Марку. Сказала также, что это его ребенок. Я не надеялась, что он разведется… Хотя нет, надеялась, конечно! Хоть раз всю правду скажу, – она засмеялась.
– Я думала, что после всего, через что мы прошли, после того, как везли труп в машине, как рыли могилу в пустыне, как отмывали кровь с пола в номере, как тряслись, что нас видели и за нами придут и упрячут за решетку, после того отчаяния, которое нас охватило, когда мы поняли, что Пристли мертв – я думала, что мы связаны навсегда и Марк выберет меня. Обязан выбрать меня! Но он остался с Марго. А я осталась одна, если не считать полицию, следившую за каждым моим шагом, и семейку Пристли, невзлюбивших меня с самого начала. Она замолчала.
Потрясенный Роберт, хоть и знал имя убийцы, решился заметить:
– У вас был серьезный мотив для … устранения Марка.
– У меня? Совсем нет. Этой истории тридцать лет, если бы я была зла, то убила бы Марка уже давно.
– Тогда зачем вы приехали?
– За деньгами, конечно, за чем же еще? – удивилась Катрин. – Я никогда не использовала эту карту, но год назад очутилась в таком бедственном положении, что пришлось прибегнуть к малопочетному шантажу.
Роберт кивнул:
– А вы никогда не думали обратиться ко мне? Рассказать вот это все и потребовать денег?
Настал черед Катрин изумляться. Она широко распахнула глаза и расхохоталась:
– Вот это да! А ведь мне эта мысль и правда никогда не приходила в голову! Удивительно!
Отсмеявшись, она удовлетворенно заметила:
– Но год спустя я все-таки получила то, за чем приезжала, – и подмигнула ему.
Ошарашенный ее откровениями Роберт молча сидел на кровати. А он-то думал, что это в его жизни полно волнений. Значит, Марк десятилетиями хранил смертельно опасную тайну и боялся разоблачения. Хотя человек так устроен, что привыкает к любой ноше. С годами опасность раскрытия преступления становилась все призрачней, и Марк должен был чувствовать себя все уверенней.
Роберт не мог вспомнить ничего, что указывало бы на душевные терзания или неспокойствие Марка. Ничего, вдруг подумал он, кроме многолетних походов к психологу – сначала к Линдси, потом к Земану. Роберт удивился собственной непроницательности – он привык считать эти походы чем-то вроде дани моде, как занятия йогой, которые вдруг стали частью обязательной жизненной программы. Но теперь выходило, что для Марка они значили намного больше. Интересно, мучили ли его угрызения совести или он просто не мог вынести мысли о разоблачении?
Катрин, наблюдавшая за ним, решила, что пора наконец дать им обоим отдохнуть и, бесшумно ступая в своих меховых тапочках, проскользнула в дверь, осторожно прикрыв ее за собой. Роберт услышал щелчок, осознал, что остался один, и в изнеможении рухнул на подушку. За этот вечер он узнал о Марке больше, чем за сорок прошедших лет. И только укрепился в мысли, что год назад поступил правильно. Абсолютно.