Но Василий Алексеевич так же мог привести множество аргументов против отлёта с Земли, и не замедлил указать на них своему работнику, и указать довольно резко:

– Улететь – значит подписаться под обвинениями во взрыве ИБиСа! – Голос громкий, просто стреляет фразами, выдавая возбуждение и гнев, – Нам и так приходиться постоянно бороться с нападками прессы!

Средства массовой информации удалось отчасти заткнуть, ведь доказать в суде причастность Сухомлинова к теракту не удалось – тот перестраховался, и осторожность себя оправдала, под удар правосудия попали только пешки, члены Учёного и Попечительского Советов самого ненавистного института. Почему ненавистного?

Смерть среднего сына, конечно же, была главной причиной. Хоть и слыл делец жёстким и даже жестоким человеком, хоть и ругал, за дело, или просто от дурного настроения Леонида, но родной человек всё же был ему по-своему дорог. Да и немалые надежды он возлагал на него, но была ещё одна. Деньги.

В создание огромной корпорации, чьей единственной стезёй была молекулярная биология, съело такие баснословные средства, что оправдать их можно было, только получив контракт на освоение системы Еноселиза. Но ИБиС хоть и удалось превратить в руины, но, словно мифическая птица, феникс, тот восстал из пепла столь стремительно, что не оставалось ни малейших сомнений – удар в сердце системы Аврора-2 был предсказан давно, и враг провёл массу предварительных приготовлений, без которых столь быстрое восстановление столь сложного производства просто немыслимо! Ну, не бывает так! И теперь, империя дельца напоминала титанический лайнер, который поймала вражеская субмарина. Вроде и осели столбы воды, поднятые подводными взрывами, и исполинское судно всё так же величественно мчится вперёд, оставив за кормой облако смрада от сгоревшей взрывчатки, но внешний лоск и видимая несокрушимость уже не могут обмануть никого. Сквозь проломы уже рванулась вода, уже встали, сбитые чудовищными ударами со своих фундаментов, машины. И капитан подлодки, ехидно ухмыляясь в перископ, уже сверлит дырку в кителе под очередную награду.

Осокин знал, не мог не знать, что положение дел очень шаткое, и понимал злость и раздражение, с каким шеф высказывал ему своё недовольство, но стоял на своём:

– Василий Алексеевич, меня беспокоит это демонстрационное прибытие Раткина и Дорониной. Да, на их руках кровь вашего сына, но признайтесь – они умны. Очень.

Он рисковал накликать на себя настоящую бурю негодования, но случилось невероятное.

– Согласен, Саша, это действительно необычный шаг, смысла которого лично я не понимаю, – покачал седой головой Сухомлинов, и нахмурился ещё больше, – Они прекрасно знают, что их ждёт арест по обвинению в убийстве, но, тем не менее, они летят! Очень дерзко!