— Ходют, ящики ломают, а мы потом плати за новые…

Я вздыхаю. Не знаю, что не так с людьми на этой планете, но не проходит ни дня, чтобы ко мне и моим ровесникам не пристал на улице кто-нибудь из стариков за сорок. Увидят нас — и обязательно остановятся, начнут воспитывать, и неважно, чем ты в этот момент занят. Ощущение, что старики у нас сплошь педагоги.

Если я кого-то жду на улице, обязательно мимо пройдет какой-нибудь мужик и спросит, чего я тут делаю. Если стою в компании, обязательно кто-нибудь укоризненно скажет: «Пропащее поколение! Ни увлечений, ничего у них нет, ходят как неприкаянные, и мозги текут от ничегонеделанья… Сталина на вас нет! Там бы вы без дела не сидели…» И когда рисуешь граффити — вроде бы находишься при деле! — говорят то же самое…

Я даже не знаю, что надо делать, чтобы взрослые не заявили в очередной раз что-нибудь о пропащем поколении, о том, что в их времена такого не было. Чего именно не было? У людей не было двух ног и двух рук? Они не носили одежду? Не умели разговаривать? Не выходили на улицу?

«Что вы тут гудите? Кого ждете?»

Может, у нас на лицах написано, что мы идем грабить банк? Иначе с чего вдруг столько подозрительных взглядов и вопросов? А еще все такие внимательные, заботливые! Каждый день кто-нибудь подойдет и любезно скажет:

— У тебя футболка на пять размеров больше, чем нужно.

Ох! Что, правда? Как я не заметил! Я же дома в зеркало совсем не смотрюсь.

— У тебя штаны спущены, подтяни.

Ой, спасибо! Видимо, где-то по дороге обронил ремень.

— Что это на тебе такое? Джинсы или мешки? Какие странные! Они тебе не большие?

И вам спасибо, что бы я без вас делал! Я же действительно вместо джинсов утром по ошибке мешки натянул. Хожу и все думаю, что не так. Вы мне прям глаза открыли!

— Эй, парень, на тебе бабские браслеты!

Вот это поворот! Спасибо, что предупредили! А то браслеты — они ведь как расстегнутая ширинка: появляются совершенно внезапно. Вышел из дома, все было нормально, а вот так идешь по улице — и р-р-раз! Браслеты уже на тебе. А люди же смотрят, стыдоба…

Дома быстро вскрываю конверт и читаю письмо. От Хмарина. От… Дани.

Поначалу просто не могу поверить: в мамином прошлом я вижу себя. Оказывается, дедушка звал ее своим «соломенным разочарованием» — так же, как и меня. Вот почему она всегда красится в брюнетку, хотя, мне кажется, черный ей не идет и старит ее. Я уже забыл, что у мамы настоящий цвет волос такой же, как у меня… Видел это на старых снимках из семейных альбомов. Как же трудно представить маму художницей-бунтаркой, и… как же мне жалко ее. И обидно: ну почему, почему она никогда мне не рассказывала? Она столько держала эту боль в себе. Когда с ней произошел тот кошмар, сколько ей было? Лет семнадцать? На год больше, чем мне.