— Я знаю, что́ ты сейчас думаешь, что́ чувствуешь ко мне… — начинает он.

Я холодно обрываю:

— Откуда? Ты никогда не был на моем месте и не знаешь, каково это.

Он кивает:

— Ты прав. Но я много думал и в мыслях пытался представить, что я — это ты.

Он выдыхает дым. Я сковыриваю с поверхности лавочки облупившуюся голубую краску. Кладу тонкие пластинки в одну кучку.

— Когда я переехал от мамки и стал жить один, с меня спал морок. Не знаю как, но ощущение, что рядом с ней я все равно что находился под гипнозом…

— Ты сейчас пытаешься сбросить с себя ответственность, — снова обрываю я. — Я не хочу слушать твои дерьмовые оправдания. И про то, что она тебя заставляла издеваться надо мной, я уже слышал в суде. Можешь не повторяться.

Он понуривается. Я вижу: ему стыдно.

— Дань, пожалуйста. Дай я скажу, — просит он. — Ты не представляешь, чего мне сейчас стоит разложить в голове весь этот хаос мыслей, и еще превратить их в слова.

Хмыкаю про себя. Да уж, Рома никогда не блистал красноречием. Ему тоже не хватало моста, соединяющего станции «Мысли» и «Слова».

— Знаешь, все эти годы я сидел в ловушке, — говорит он тихо. — В плену собственного разума. Шатался по бесконечному лабиринту, из которого никак не мог выбраться. Я искал двери, но всегда натыкался на стены.

Слова Ромы завораживают. Я действительно не узнаю родного брата: все, что он сейчас говорит, так на него не похоже.

— Но я искал этот чертов выход, правда искал. Оставлял за собой гребаные хлебные крошки, чтобы знать, где я уже проходил. Чтобы хоть как-то ориентироваться в этом лабиринте. Но мама… — Он делает паузу и мотает головой. — Она уничтожала все крошки. Она путала меня. Она будто перестраивала этот лабиринт на ходу. Я знал, что проиграл, и сдался. Однажды я просто перестал искать. Да, я не должен был, но так вышло. Я позволил ей победить. Настоящий я застрял в этом лабиринте. И выход он смог найти, только когда я оказался далеко от мамы. Я многого не помню, в воспоминаниях совсем не осталось деталей…

Я взрываюсь:

— Не осталось деталей? Может, тебе напомнить? Спрашивай, не стесняйся! Что насчет одного теплого солнечного денька в мае 2001 года, когда ты и твои дружки поймали меня на улице и заставили вылизывать колеса своих велосипедов, потому что они слишком грязные? Или, может, напомнить тебе об одном июльском дне, когда вы использовали меня как живой трамплин для прыжков?

Я злобно сверлю глазами Рому. Он сжимается, избегает моего взгляда, понуро смотрит на золотое море листьев перед собой.

— А как насчет сентября девяносто девятого, когда вы с Нонной раздели меня и заперли в тесном сарае с осиным гнездом? — продолжаю давить. — Какие именно подробности тебя интересуют? Я охотно расскажу тебе все, чтобы освежить твою память. Спрашивай, не стесняйся!