Рома какое-то время молчит, а потом задумчиво добавляет:
— Ты знаешь… Жестокость у человека в крови, этого не избежать. И жизнь — это непрерывная борьба. Борьба внутри: человек пытается победить свою природу, выкорчевать злость и все то, что делает его монстром. Мне жаль, что у меня получилось это так поздно.
Тлеющий конец сигареты наконец обжигает Роме руку. Он дергается и роняет ее. Морщится, трет обожженное место. Я с удовлетворением замечаю на коже ожог.
— Я больше не хочу ничего о тебе знать, — подвожу я итог. Я не говорю — стреляю льдом. — Я бы хотел стереть себе память, и чтобы в моих воспоминаниях тебя вообще не существовало. Так было бы легче. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь тебя простить. Думаю, что нет. Но возможно, время все-таки заставит меня взглянуть на все под другим углом. И тогда я сам тебя найду. До этого момента я не хочу вообще тебя видеть.
Я встаю и ухожу к машине Катерины. Глаза застилает пелена слез. Красные и желтые листья под ногами сливаются в оранжевое пятно.
Я знаю: Рома все еще сидит на лавочке. Хочется развернуться, броситься на него, закричать: «Почему?! Почему ты молчал все это время? Ты мог бы давно показать ей, что ты на моей стороне, и избавить меня от всей этой боли!» Но еще я понимаю: чтобы признать собственную жестокость, требуется мужество.
* * *
Дома меня ждет сюрприз.
Катерина и Яр как будто знали, что суд мы выиграем.
Они уже переделали гостиную под мою новую комнату.
На стене — праздничная растяжка с надписью «С возвращением домой!» Под потолком — множество гелиевых шаров.
Катерина достает из холодильника эклеры, на ходу радостно сообщая, что эти эклеры они с Ярославом испекли вчера. А затем ставит на стол бутылку шампанского.
— С возвращением в семью! — Она с улыбкой поднимает бокал.
Мы чокаемся шампанским. В голове вертится вопрос, который я боюсь озвучить: а что, если бы мы проиграли? Я вопросительно смотрю на Яра. Такой торжественный момент… Он что-нибудь скажет?
Катерина тоже на него смотрит. Он наконец замечает, что мы от него чего-то ждем.
— Я рад, что ты с нами, — говорит он. — И рад, что твое дерьмо кончилось.
— Ярослав! — укоряет Катерина Николаевна.
— Знаю, минус десять рублей!
— Кто-нибудь хочет кинуть замороженную клубнику в шампанское? Сейчас схожу за клубникой! — Она идет к холодильнику.
Ярослав строго смотрит на меня, прищуривается.